Приют гнева и снов

– Когда Мод… – начинает Диамант.

– Мэри, – отрезает Уомак, вновь поднося огонь к трубке.

– Когда память вернется, эти… побочные эффекты будут спадать до тех пор, пока окончательно не сойдут на нет и лечение завершится.

Уомак хмурится.

– Так какое именно воспоминание вызвало эту вспышку насилия, на ваш взгляд? Расскажите, какую пользу принесло Мэри это лечение. Например, что она вспомнила? Что-нибудь значимое?

Диамант поворачивается ко мне.

– Расскажите доктору Уомаку, что вы вспомнили, Мод.

Я не могу рассказать ему о Гарри, не хочу, чтобы он знал что-нибудь об этом, но что-то я все же должна сказать, иначе это сделает Диамант. Но как он поймет, что именно я хотела бы скрыть, а чем готова поделиться?

– Я была ученым, – произношу я наконец.

Брови Уомака ползут вверх.

– Вот как? – Он переводит взгляд на Диаманта. – И вы этому верите?

Диамант пожимает плечами.

– Не вижу причины, чтобы этому не верить. Мод определенно разбирается в травах и их целебных свойствах.

Уомак смотрит на него вытаращенными глазами.

– Мы же с вами понимаем, что мозг женщины не предрасположен к научным занятиям. Он слишком слаб и склонен к перевозбуждению.

– Не согласен.

– Поразительно. – Уомак качает головой. – На каком основании вы так уверены в точности этих воспоминаний, этих так называемых мемуаров? Она фантазерка и лгунья. Эта женщина настолько нестабильна, что даже собственного имени не знает.

Он пожимает плечами.

– Я не настаиваю, что все воспоминания пациента правдивы. Одни основаны на реальности, другие относятся ко снам, кошмарам и прочему, но при этом они реальны для пациента.

– Значит, эти так называемые воспоминания могут быть не более, чем плодом воображения?

– Это вполне возможно, – соглашается Диамант.

– Иначе говоря – ложью, – усмехается Уомак. – И это вы называете медициной?

Диамант вспыхивает.

– Цель моего исследования – установить, может ли сам акт воспоминания забытого, неважно, говорим мы о реальных событиях или воображаемых, привести к излечению.

Уомак переводит на меня язвительный взгляд.

– Я слышал, что пациентка убила собственных братьев.

Краска сходит с лица Диаманта.

– Это был несчастный случай.

Подбородок выдала меня.

Челюсть Уомака напрягается.

– Ваш безрассудный эксперимент спровоцировал психотический эпизод у Мэри.

– Исследование, – поправил его Диамант.

Бледные глаза Уомака пристально смотрят на него.

– Это исследование, а не эксперимент.

Уомак моргает.

– Как бы вы это ни называли, я настаиваю, чтобы вы сосредоточились на других пациентах, – бросает он.

Диамант поднимает руку.

– Прошу вас, я ведь прекрасно помню о вашем высоком статусе. Однако мне кажется, что Комиссия призрения душевнобольных стоит не только выше меня, но и вас, верно?

Взгляд Уомака приобретает ошеломленное выражение.

– Они поручили мне это исследование.

– У вас множество других подходящих кандидатов среди пациентов, – отрезает Уомак. – Вы сами это сказали. Более чем достаточно для одного исследования.

– Но Мод – самый яркий пример травматической амнезии. – В глазах Диаманта вспыхивает гнев. – Даже в противном случае – если я начну работать с новым пациентом, это займет недели, месяцы.

Тогда Уомак подается к нему, глаза у него навыкате.

– Даю вам последний шанс, сэр. Если у Мэри случится малейшая вспышка насилия, я кладу этому цирку конец, хоть всю комиссию вызывайте! Благополучие пациентов мне представляется более важным, нежели результаты так называемого исследования. – Он преодолевает расстояние до двери широкими шагами и распахивает ее. – Надеюсь, что и вы, сэр, поставите здоровье моей пациентки превыше собственных амбиций, – и он делает нам знак покинуть комнату.

Диамант открывает рот, снова закрывает, и вот мы уже в коридоре, окутанные дымом трубки.

– Это правда? – спрашивает он, когда комната с Уомаком остается позади. – Из-за гипноза вы чувствуете себя хуже?

– Нет, нисколько. – Я вскидываю подбородок и ускоряю шаг, чтобы показать, как мне хорошо, что я абсолютно нормальна и здорова – физически и ментально.

– Никаких кошмаров, видений, ничего подобного?

Смех у меня выходит слишком громким. Эхо разносит его по коридору.

– Боже правый, конечно же нет. Все это осталось в прошлом.

– Хорошо, хорошо.

Тишину нарушают только наши шаги. Подбородок и Слива далеко впереди, ждут у подножия лестницы. Диамант останавливается.

– Вы и правда попросили нож?

– Я хотела наточить карандаш. – Заглядываю в его обеспокоенные глаза. – Грифель сломался, а мне нужно было рисовать.

– Так почему же вы этого не сказали? – со смехом спрашивает он.

– Уомак ни за что не разрешил бы мне оставить карандаш. Он считает меня слишком опасной.

Он кивает.

– Вы правда опасны?

Я не могу солгать Диаманту, особенно когда он смотрит мне прямо в глаза.

– Я не знаю.

– Возможно, ваши рисунки помогут нам это выяснить. – Он направляется к лестнице. – Рисунки могут рассказать очень многое.

Он хочет увидеть эти вырванные страницы, эти темные неровные линии, весь этот лишенный смысла хаос? И что они расскажут ему обо мне? Ничего хорошего, я уверена. А то, что я написала? Все, что я написала о Гарри?

Я тороплюсь, чтобы не отстать от него.