Приют гнева и снов

Ночное небо мерцает потусторонним фиолетовым оттенком. Я иду босиком по холодному полу. Открываю окно. Щеколда поддается, срывается с рамы и падает во двор для прогулок, слышно, как металл звякает о камень. Теперь я могу дышать, дышать этим фиолетовым воздухом, таким сладким и спокойным. Подаюсь к окну и перегибаюсь через подоконник.

Что это там движется во дворе? Там, под окном. Это Уомак… Уомак словно паук карабкается по водостоку. Он смотрит вверх, и его бледные, налитые кровью глаза останавливаются на мне. Он переставляет одну руку за другой, поднимаясь все выше и выше, как паук. Слишком быстро. Слишком быстро.

Я пытаюсь закричать, но изо рта не вырывается ни звука. Его пальцы цепляются за подоконник, ко мне приближается лицо с холодными пустыми глазами.

– Ты никогда не выберешься отсюда, – шипит он. – Я этого не позволю.

Я бегу к двери, дергаю за ручку, тяну на себя изо всех сил.

Он смеется.

Дверь заперта. Конечно же. Никто не спасет меня. Должна была уже сама обо всем догадаться. Никто и никогда не придет. Я должна сама спасти себя.

Его голова уже пролезла в окно, а за ней и шея, плечи, руки – он вот-вот проберется в комнату.

Я надавливаю на его голову, выталкиваю из окна. Его короткие пальцы впиваются в мою руку.

Он тащит и тянет меня в окно, но я не поддамся. Оконный карниз давит поперек живота. Я не поддамся. Ни за что, только не ему. Один за другим я отрываю его пальцы от руки, впиваясь в них ногтями.

И один за другим они поддаются – он падает спиной вниз, вытягивая конечности в разные стороны, как морская звезда. Он все летит и летит вниз.

Я сбегаю по окутанной темнотой лестнице. Лестница выписывает все новые и новые круги, уводя меня все ниже и ниже, потом я попадаю в коридоры с облупившейся краской на стенах, а оттуда во двор и вижу его – конечности скрючены и изломаны, разбухший багровый язык вывалился изо рта.

Мертв. Он мертв, а я свободна. Я переступаю через его переломанное тело – и передо мной открываются поля и холмы, деревья и целая жизнь. Я свободна.

Оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него в последний раз, но тела больше нет. Двор пуст, в нем остались только боярышник и пчела.

Глава 17

Желудок болит при малейшем движении, заставляя меня то и дело просыпаться. Когда небо начинает светлеть, я чувствую облегчение. Кошмар до сих пор кажется таким реальным, пусть и невозможным – окно закрыто, а надоедливая щеколда по-прежнему на своем месте. Я сажусь на кровати, выбираюсь из постели и осторожно пересекаю комнату. Я толкаю окно. Щеколда, как и раньше, позволяет едва-едва приоткрыть его. Значит, это просто дурной сон – как будто это в новинку для меня, и все же в нем есть что-то от предвестия. Может быть, Уомак действительно умер прошлой ночью. Моя жизнь стала бы гораздо лучше без него.

– Как самочувствие доктора Уомака? – спрашиваю я, когда Слива приносит мне завтрак.

Она хмурится.

– Я думала, что он мог умереть.