Приют изгоев

Одним словом, к утру в лагере, кроме самого Абраксаса, Аойды и серебристых, остались лишь Линкей с Акамантом и несколько хмурых мунитайцев, которые, удерживаемые почтением к детям своего князя, все же старались держаться подальше от Абраксаса; вместе с ним, но как бы и наособицу держался Пройт, который сбросил свой серебристый плащ, но не выбросил его, а на всякий случай свернул и держал при себе. Он так и ел глазами Аойду, и это было настолько неприятно, что Аойда старалась не поворачиваться к нему лицом, чтобы не видеть этот мрачный тяжелый взгляд. Даже Абраксас заметил его непристойное поведение. Он наклонился к Аойде и тихо спросил:

– Кто это?

– Пройт, – неприязненно ответила та. – Раньше он был Ан-Феретиас, а сейчас – никто. Он дезертир.

– Почему он снял плащ?

– На него, как и на меня, не действуют чары из Ар-и-Дифа.

– Тогда почему он здесь?

– Из-за меня, – коротко ответила Аойда и тут же переменила тему: – Что брать с собой?

Абраксас понял ее и больше вопросов не задавал.

– Идти придется налегке, – сказал он. – Оденься в мужское. Плащ на плечи, шляпа на голову – вот и все.

Аойда поступила так, как он сказал, достала из сундука охотничий костюм из белого бархата: очень нарядный, с аппликациями из оленьей замши, украшенный бисером и вышивкой. Еще неизвестно, как будет выглядеть этот костюм к концу пути. И где он, этот конец пути?..

На голову она надела широкополую шляпу из тонкого фетра, а на плечи накинула алый княжеский плащ, право на который даровал ей князь Сабик, хотя поначалу ее взяло сомнение, не потеряла ли она это право, когда отказала князю, выйдя замуж за Абраксаса. Но княжий плащ – это не просто подарок, и лишить права его носить можно только через Высокий Императорский Суд. «И все же, – думала порой Аойда, – может быть, я уже заочно осуждена за измену Императору?»

Она вышла из шатра и пошла прощаться с Линкеем.

– Ты все-таки идешь с ним? – потрясение спросил мальчик.

Аойда поцеловала его и попросила как можно скорее возвращаться к родителям, потом, скрывая слезы, отвернулась и знаком подозвала к себе Тидея Акаманта. Они молча отошли на десяток шагов и остановились. Аойда не стала напоминать Тидею о клятве – это было бы тяжким оскорблением для рыцаря, однако просто и без околичностей посоветовала ему все же держаться в стороне от пройденного Абраксасом пути. Акамант согласился; он тоже полагал, что не стоит появляться в тех местах, где их хорошо запомнили как приближенных колдуна – кто там станет разбираться, что они также были заморочены чарами?

– Когда мы тронемся, возьмешь в моем шатре из сундука кошелек с деньгами, – сказала Аойда. – И драгоценности тоже возьми, но только не продавай их, они… – она неловко замялась, – …они почти все чужие, лучше пожертвуйте их Богам.

– Моя княжна, – проговорил Тидей, глядя на нее с печалью. – Не уходите. Сам будет проклят тот, кто посмеет осудить вас!

– Я сама себя и осужу, если не уйду с ним, – качнула головой Аойда. – Прощай, Акамант. Пусть за меня кто-нибудь помолится в тех храмах, куда вы отдадите золото.

Тидей опустился на одно колено и торжественно поцеловал ей руку.

Аойда подождала, пока его губы коснутся ладони, потом сразу же отдернула руку и, отвернувшись, поспешила к Абраксасу. Она не видела, что за ее спиной к Акаманту стремительно подошел Пройт, что-то отрывисто спросил его, получил ответ, застыл на несколько секунд, напряженно о чем-то думая, а потом, зло сплюнув, скрылся в одной из палаток.

Абраксас поджидал Аойду, стоя у границы пестрых песков; на нем был простой светло-серый костюм, какой мог надеть какой-нибудь небогатый дворянин, но плащ… Аойда не поверила глазам. Плащ Абраксаса был из королевского пурпурного шелка с вышитыми золотом северными коронами о двенадцати зубцах и соколами, древними гербами Тевиров. Плащ был старинный, с вязью заклинаний, вышитой по полам; Аойда благоговейно коснулась будто сияющей своим цветом ткани и тут же отдернула руку: это и в самом деле был прославленный в песнях Заговоренный Плащ Тевиров, плащ, который могли набрасывать на себя лишь товьярские государи.

– Ты – Тевир? – потрясение сказала Аойда. – В этом мире еще живут Тевиры?..

– Живут, – усмехнулся чему-то Абраксас. – Ну что, пойдем? – Он протянул ей руку.

Песок сейчас как будто ничем не отличался от обыкновенного, и когда они миновали невидимую границу, ничего с ними не случилось; они прошли сто ярдов, увязая по щиколотку, и вышли на зеркально отполированную поверхность, которую, собственно, и называли Жуткой Пустыней.

Через несколько сотен шагов Аойда позволила себе обернуться. Сзади за ними следовали серебристые плащи, а еще дальше, но по пескам, шел человек в простом сером плаще; он шел быстро и почти уже догнал серебристых. Абраксас заметил заминку и тоже оглянулся.

– О, – удивился он. – А этот парень настроен всерьез.

– Что? – переспросила Аойда.

– Твой дезертир Пройт, – пояснил Абраксас. – Он, кажется, решил идти за нами. Что ж, пусть, если ему так не терпится умереть…

Аойда посмотрела дальше.