Приют изгоев

Только вот простая пища никак не была привычной ни Эйли, ни мальчику, и обычно приходилось прикупать что-нибудь еще: сыра, яиц, фруктов или какие-нибудь сласти. Мальчик иногда просил мяса, но мяса в этих краях в начале лета было не укупить – даже птицу резали сейчас только в исключительных случаях; времена наступали смутные, и крестьяне на всякий случай готовились к ним.

Словом, путешествие Эйли с Нунки проходило без особых приключений. Даже погода благоприятствовала: дождей почти не было, дул теплый, мягкий ветерок и ночные заморозки не тревожили. Так что зачастую они останавливались на ночлег не в самой деревне, а возле – в прошлогодних шалашах среди садов или в одиноких сараях за околицами, где спали на прелом, слежавшемся сене. Бывало, Эйли даже решалась оставлять спящего мальчика и уходила в недалекую деревню за продуктами; Нунки привык просыпаться в одиночестве и не плакал. : …Так случилось и в то раннее утро, когда она оставила малыша спать под навесом, устроенным на широкой поляне 2go между двумя рощицами, в спрелых остатках прошлогоднего сена, а сама пошла на расположившийся неподалеку богатый хутор. Туда и ходу-то было ярдов триста—триста пятьдесят, но на обратном пути случилась непредвиденная задержка – по дороге, которая отделяла хутор от места ночевки, чуть не полчаса сплошным потоком шла колонна кавалерии. Колонна шла так плотно и грозно, что через дорогу было перейти страшно, того и гляди затопчут. Эйли смотрела на запыленные лица всадников, на пиках которых развевались вымпелы Аларафов, и тревожилась, что войска прибыли сюда, чтобы найти их. Не ее, конечно, тетю Зукки, и мальчишку Нунки, а беглую княжну Сухейль с похищенным ею Наследником.

Беспокойства добавила дородная хуторянка.

– Новый Император лагерем стоит на Вересковом лугу, – словоохотливо растолковала она, махнув рукой куда-то за спину. Этого еще не хватало. Сердце Эйли сжалось. т– Новый Император? – переспросила она рассеянно.

– Ну да, – был ответ. – Князь Алараф Сегин. Чего уж там, – махнула рукой женщина. – Императором и будет, это ж быку понятно.

Эйли невольно глянула в ту сторону, куда указывала женщина, и, естественно, ничего, кроме леса, не увидела.

– А что это князь сюда приехал? – спросила она. – У него где-то рядом имение?

– Да нет вроде, – ответила хуторянка, – у Аларафов есть земли на Востоке, но князь вроде к Югу идет.

И Эйли поняла, что князь действительно прибыл сюда, чтобы отыскать Наследника.

Хуторянка что-то еще сказала. Эйли не расслышала и переспросила:

– Что?

– Я говорю, ты бы в одиночку-то пока не ходила, – доброжелательно повторила она. – Незачем девушке одной ходить, когда в округе столько солдат. Еще обидят ненароком.

– Да, – качнула головой Эйли. – Мне надо идти.

Дорога наконец освободилась. Эйли поспешно перешла ее и почти побежала к видневшемуся вдали в утреннем мареве навесу.

В голове у нее билась одна мысль: надо скорее отсюда уходить. Скорее. И идти к Таласу надо лесами, полагаясь на присущее таласарам чутье – так будет быстрее и безопаснее. Эйли не сомневалась, что таласское чутье не изменит ей даже в чужих лесах. Только бы…

Только б…

Только мальчика под навесом не было.

Были следы – много следов.

…Разворошенное сено.

…Капли крови на утоптанной земле.

…Две темные полосы там, где с травы была сбита роса, отмечали чей-то путь.

Это могло означать лишь одно: пока она стояла и ждала прохода всадников, кто-то пришел сюда, нашел малыша, убил или ранил его и унес тельце…

Какое-то время Эйли лежала на земле, не в силах пошевелиться. Потом в голову вернулись мысли, и она поняла: если она хочет узнать, что случилось – «адо прямо сейчас, пока не испарилась роса, идти по следам.

Эйли встала и пошла.

Только шагов двадцать спустя она спохватилась: трава была примята, да – но травинки были наклонены в сторону навеса. Значит, здесь этот неизвестный кто-то туда и шел.

Эйли бегом вернулась.

Она нашла другую дорожку примятой травы, пошла по ней.

Эйли внимательно смотрела под ноги, иногда поглядывая вперед. И полмили спустя увидела в траве металлический блеск.

Она нагнулась и подняла с земли свою киммериевую серьгу с выпуклой хрустальной линзой. Серьги были единственной драгоценностью, которую она прихватила из Ришада; иногда она давала поиграть ими мальчику – тому очень нравился их отливающий фиолетом цвет.

А на влажной земле рядом с находкой отпечатался след огромной собачьей лапы.

– Правду говорят, будто бы Князевы собаки затравили на лугу какого-то ребятенка? – произнес мужской голос. – Нашито все вроде целы… Может, кто из соседских?

– Чужой это, – ответила ему женщина. – Хамал ходил смотреть. И соседские тоже ходили, незнакомый это. Маленький, говорят, совсем малыш еще…

Голоса стихли; двое прошли мимо, и Эйли не стала оборачиваться.