Приют контрабандиста

Настя позвонила Глебу. Включила громкую связь, и мы услышали протяжные гудки. На вызов никто не ответил. Настя позвонила ещё дважды. На третий раз ей ответил женский голос – по-болгарски сказал, что абонент временно недоступен. «Перезвоните позже». Ну или что-то в этом духе.

Настя вышла из комнатушки.

Я сидела на кровати и смотрела в пустоту. Увидела перед собой Гаммера. Он спросил, могу ли я восстановить карту. Я качнула головой. Гаммер не отступил. Попросил набросать карту хотя бы в общих чертах, и мне захотелось плакать. Я схватила листок с выписанными Глебом цифрами, открыла маркер и махнула произвольную закорючку.

– Вот! – выдавила я.

Выронила и маркер, и листок.

– Прости, – потупился Гаммер.

Вернулась Настя. Она оттолкнула Гаммера, опять взяла меня за руку и увела в нашу с ней комнатушку. Помогла раздеться. Я внутренне возмутилась, что Настя делает из меня какую-то блаженную или больную, но промолчала. Легла в кровать, а когда Настя ушла, включила ночник, достала блокнот и попробовала зарисовать червяка с тыльной стороны плиток. Вычерчивала его и так и сяк, но без толку. В отличие от Шторм из «Охотников за сокровищами», я фотографической памятью не обладала. Упрямо вытягивала из воспоминаний отдельные бороздки, а они с каждой минутой становились всё более расплывчатыми, пока не стёрлись окончательно. Карта сокровищ от меня ускользнула.

Лёжа в полудрёме, я думала о Глебе. Пугала себя страшными фантазиями. Представляла, как через изгородь к овчарне перебираются цыгане. Сами тёмненькие, да ещё одетые во всё чёрное, они терялись во мраке. Лишь изредка скалились, предчувствуя поживу, и в свете звёзд поблёскивали их золотые зубы. Цыгане врывались в комнатушку. Глеб обращал к ним нетерпеливый взгляд, уверенный, что это я принесла маркер, а потом пугался и бледнел. Они хватали его и волоком утаскивали в ночь. И вот я лежу в кровати, укрывшись мягким одеялком, а Глеб томится на дне повозки, и его, связанного по рукам и ногам, увозят в Сеноклас. Или куда-нибудь подальше – в такие дебри Родопских гор, куда не сунется «лендровер» пограничной полиции.

Цыган я для разнообразия заменяла обезумевшими охотниками за сокровищами. Они отчаялись найти сундук Смирнова. Продырявили пол в горной библиотеке, поймали парочку местных жителей, однако ничего путного из них не выбили и затаились в ожидании более смышлёных конкурентов. Следили за каждым нашим шагом, а в нужный момент подкрались к изгороди, подождали, когда Глеб останется один, и… дальше всё шло по знакомому сценарию с похищением, только золотыми зубами никто не сверкал.

Я ненадолго погружалась в сон, и мои фантазии превращались в кошмар. Смутные образы обретали чёткую форму, лоскутные зарисовки сшивались в единое полотно – и я просыпалась. Вырвавшись из чересчур реалистичного сна, продолжала маяться в полудрёме. Так повторялось несколько раз, пока я не сообразила, до чего глупо рассуждать о возможном похищении Глеба. Не слишком ли вовремя подоспели похитители? Вот буквально через минуту после того, как мы из бороздок сложили карту сокровищ? У них тут что, скрытые камеры? Хотя Гаммер не исключил бы и такой вариант. Сказал бы, что похитители сговорились с Вихрой. Подготовили овчарню к нашему приезду, понатыкали сюда подслушивающих устройств. Ну да, конечно.

Настя тихонько зашла в комнатушку. Не шумела, раздевалась в темноте. Я всё равно проснулась, но глаза не открыла. Не спросила о Глебе. Если Настя не попыталась меня разбудить, значит, он не вернулся. Ну и чего об этом говорить? Она легла спать, и я уже без фантазий вспомнила всё, что нас связывало с Глебом. Перебрала свои наблюдения с того дня, когда Настя привела его на собрание нашего детективного отдела. Я тогда удивилась, что Глеб заинтересовался карточкой «я таджика». Поначалу не было и речи о лабиринте мертвеца и поисках сокровищ. Мы обсуждали странную открытку, ходили в библиотеку на Бородинской и читали Майн Рида. Не самое увлекательное приключение, но Глеб согласился в нём участвовать, и я решила, что он лишь ищет повод побыть с Настей.

А ведь Глеб поселился в Безымянном переулке и перевёлся к нам школу через – сколько? – неделю после того, как я получила подсказки. Или через две. Трудно сказать. Или отсчёт нужно вести от моей публикации во «ВКонтакте»? Я написала, что ищу отправителя, забывшего указать идентификационный номер, выложила лицевую сторону открытки. Кто-то попросил меня выложить и оборотную сторону, а потом удалил свой профиль.

Мы с Настей и раньше замечали за Глебом странности, однако не придавали им значения. У него был пустой «Инстаграм» с кучей подписок и подписчиков. За полгода он толком не освоился в новом доме – не торопился разобрать коробки и жил там как в гостинице. Татьяна Николаевна вела себя не менее странно. Познакомилась с бабушкой Ниной, гоняла с ней чаи, расспрашивала о нашей семье – и вдруг пропала. Почти не появлялась в Калининграде.