Приют контрабандиста

Гаммер, подбоченившись, стоял где-то на экваторе, неподалёку от реки Бату-Кринг, а Глеб ползал по Австралии, не слишком заботясь о чистоте брюк, и упрямо передвигал плитки, будто играл в «пятнашки». Простонав, мы с Настей отправились в Северную Америку. Отказывались сдаваться, но часто выходили из пещерки подышать свежим воздухом, долго сидели на поваленной сушине, болтали о том о сём и жалобно трясли опустевшие бутылочки. Жажда и голод заставили нас спуститься с горы прежде, чем это сделали сумерки.

Мы провели в библиотеке весь день! Напоследок сфотографировали каждую плитку в отдельности, убедились, что на снимках видны мельчайшие детали карты, и прихватили с собой десять плиток с вымышленными топонимами и одну плитку с вымышленным именем. Не понимали, как с ними поступить, но хотя бы почувствовали в рюкзаке тяжесть добычи. Точнее, её почувствовал Гаммер. Мы с Настей и Глебом спустились в Маджарово налегке.

Решили помыться, отдохнуть, ну и малость повозиться с вынесенным из библиотеки кафелем. Повторное обследование меандра отложили на завтра. Коротенько рассказали Вихре о прогулке до Окопы. За нас четверых говорила Настя, и мне врать не пришлось, но всё равно было неприятно. К счастью, Вихра вопросов не задавала и, в отличие от Богданчика, не выглядела обиженной из-за того, что мы ушли одни.

Настя с Глебом задержались в овчарне, а мы с Гаммером отправились заглаживать вину перед Богданчиком и научили его играть в «Гномов-вредителей». Зря, что ли, Гаммер таскал их по всей Болгарии? Богданчику игра понравилась. Он не очень усердствовал в постройке тоннелей и поисках золотого самородка, но охотно пакостил и заливался смехом, когда ему удавалось сломать нам кирку или разбить фонарь. Гаммер притворно злился, отчего Богданчик смеялся ещё громче. Вытянув карту саботёра, он всем своим видом показывал, до чего коварная у него роль, и ему бы поучиться скрытности у Глеба, но Глеба с нами не было. Играть втроём мне быстро надоело, и я пошла позвать остальных.

Глеб сидел в своей комнатушке. Разложил плитки с вымышленными названиями и, отвернувшись от них, говорил с кем-то по айфону. Я не стала его отвлекать и заскочила в комнатушку соседнюю, где на кровати развалилась Настя. Она безучастно листала «Инстаграм», слушала музыку. Забрав наушник, я уловила заунывный бит и не менее заунывное «Я попрошу у Санты антидепрессанты». Вот ещё не хватало…

Если бы Настя занималась посткроссингом, я бы предположила, что у неё один из тех дней, когда ты разом получаешь пустой хуррей, повторку и вроде бы хорошую открытку, но с гашением на лице. Ну или открытку из Нидерландов, где вместо марок красуются цифры и буквы онлайн-оплаты. В общем, у посткроссеров было много поводов загрустить, а почему вдруг загрустила Настя, я не знала. Легла рядом, подождала, пока она уберёт айфон, и рассказала ей о решении навестить маминых родителей в Рязани и отыскать на Украине родного отца папы.

– Зачем? – безучастно спросила Настя.

– Хочу познакомиться. Я же ничего про них не знаю. Ну, только по мелочам. Вот мы вернулись из Полесска, и бабушка Нина вспомнила, как они с моим родным дедушкой ездили в Литву и там тайком окрестили папу.

– Твоего?

– Ага.

– Почему тайком?

– Ну… у нас тогда запрещалось. И они поехали в Кибартай. Интересно ведь! И хочется побольше такого услышать.

– А я много чего слышала о своих, – Настя закрыла глаза. – А толку? Спросила как-то бабушку, любила ли она дедушку. Она сказала: «Он делал мою жизнь сносной». И всё. Сплошная бытовуха. А когда дедушка умер, знаешь, из-за чего бабушка переживала? Переживала, что он умер со своими зубами и в семьдесят читал без очков. Вот до сих пор повторяет: «Все зубы – свои, а он умер!» И зачем мне это?

Я пожелала Насте жить так, чтобы все зубы к старости повываливались. Шутка дурацкая, но Настя улыбнулась, а затем сказала, что у неё опять умерли рыбки.

– Папа забыл про аквариум.

– М-да…

– Да не говори. Хватит с меня рыбок. У меня их столько передохло, что на целый пруд наберётся.

– Точнее, на кладбище.

– Ну да…

Ещё одна дурацкая шутка, но ничего лучше я не придумала.

Мы поболтали про рыбок, и Настя невпопад призналась, что грустит из-за Глеба. После вчерашнего разговора с мамой он был сам не свой. Скрывал это от других, но скрыть от Насти не мог и теперь избегал её. Даже в глаза не смотрел, что совсем уж странно.

– Не знаю, что ему там наговорила Татьяна Николаевна, и… Я ведь не прошу поделиться. Это даже лучше, если не вываливать всё подряд, но зачем вести себя так, будто меня не существует? И я не напрашиваюсь утешать! Хочешь побыть один? Не вопрос! Так и скажи! Скажи прямо, а не уходи в игнор. Только что нормально общались, а тут – раз, и смотрит сквозь меня. И я должна гадать, что случилось? Бегать вокруг на цыпочках, выспрашивать? Да мне проще вдрызг разругаться и помириться, чем сидеть в игноре, а потом раз – и опять держимся за руки.