Приют контрабандиста

Дед Кирчо замолчал, и Гаммер спросил о жизни в Малой Азии. Старый дед Васил неохотно говорил о том времени, но, когда говорил, юный дед Кирчо слушал, а теперь пересказывал нам, и мне стало немного не по себе, когда я ощутила нерушимую связь между Вихрой, её папой Страхилом, дедушкой Кирчо, прадедушкой Иваном, прапрадедушкой Василом и тем далёким основателем рода Костадиновых, чья мать боялась, что дикий зверь отнимет её грудное молоко. Эта связь завораживала и пугала одновременно. Я посмотрела на Вихру, и мой взгляд прошёл сквозь неё в глубь веков. На коротенькое мгновение мне показалось, что лицо Вихры высвечено не экраном смартфона, а сосновой лучиной, чей огонёк преображает Вихру, делает похожей на всех прабабок разом: и тех, кто возвращался в Родопы из Малой Азии, и тех, кто впервые поднялся сюда на смену угасшим фракийским племенам.

Во мне подобной глубины не было, и я загрустила. Папа искал в архивах и читал всякое, а дальше неродных дедушки и бабушки заглянуть не сумел – история их родителей безвозвратно стёрлась в Гражданскую войну. История родителей бабушки Нины стёрлась в тридцатые годы. И я решила, что обязательно проведаю рязанских родных. Поеду одна, если мама не захочет со мной. И родного дедушку на Украине найду. Узнаю как можно больше о семье, сколько бы у меня ни набралось дедушек и бабушек, кровных или приобретённых, чтобы в своё время рассказывать о них своим внукам, как это делал дед Кирчо. Подумав так, я улыбнулась, а дед Кирчо вскоре ушёл к себе в комнату, и мы разбрелись по кроватям.

Утром из овчарни выскользнули бодрые и возбуждённые. Прокрались к хозяйскому дому, похватали из холодильника закупленные с вечера припасы и возле раковины положили записку с легендой про Окопу. Прошмыгнули в калитку и под приветственный лай собак припустили по дороге. Даже Глеб поддался общему веселью – вновь показался обычным десятиклассником, ничуть не отягощённым собственной важностью.

У отделения почты мы остановились отдышаться и дальше могли бы идти спокойно, но, подгоняемые желанием скорее разгадать тайну кафельной карты мира, всё равно торопились. Правда, на подъёме я запыхалась и потребовала сбавить обороты.

Повторив позавчерашний путь, мы выбрались на грунтовую дорогу и принялись вслух рассуждать о галечном пляже, о железном порошке и банке из-под птичьего корма. Переговорили об всём по десятку раз, но сейчас наслаждались тем, что можем говорить открыто, не таясь от Вихры и Богданчика. Настя подшучивала над паранойей Гаммера, мешавшей нам спокойно жить. Он отвечал серьёзно, и Настя, испугавшись его поучений, быстренько сменила тему, а я вспомнила, что советские переселенцы находили на берегу Балтийского моря огромные куски янтаря. Не догадываясь о его стоимости, они топили им печь. Я представила, как цыгане вскрывают сундук Смирнова. Завладев ценными бумагами на предъявителя, пускают их на растопку, уверенные, что сжигают обычную макулатуру, а какую-нибудь золотую фитюльку, скреплявшую бумажные листы, нарекают собственно сокровищем, ради которого и затеялась эпопея с головоломкой. Получилось неправдоподобно, но я рассказала всем про янтарь и золотую фитюльку. Гаммер ответил, что по части сокровищ цыгане поумнее любого из нас.

– И кто теперь зануда? – покривилась я.

Из вредности заспорила с Гаммером. Потом у дуба с указателями мы свернули направо, углубились в заросли дикого шиповника, и разговоры прекратились.

Без особых приключений и почти не расцарапав руки, мы хоббичьей группкой вышли на обзорную скалу. Миновали бельмо выцветшего плаката и вскарабкались на базальтовые глыбы. Гаммер оборачивался и взглядом спрашивал, не нужна ли мне помощь, а я на удивление хорошо справлялась и сама. Шла в горную библиотеку, как на работу. Ноги не болели, колени не тряслись, да и взбираться на горные кручи было не так страшно, как в первый раз.

Тёмная темница сияла лишь в головоломке Смирнова, и мы умудрились немножко заблудиться, но в конце концов очутились в библиотеке. Сразу взялись бы за карту мира, но Гаммер убедил нас для начала навести в пещерке порядок. Мы с Настей заметили, что уборка помещений не входит в обязанности охотников за сокровищами, и с ужасом увидели, как Гаммер достаёт из рюкзачка самые настоящие веник и совок! Деваться было некуда. В итоге Гаммер размахивал веником, я в совке выносила мелкий мусор, Глеб в руках выносил крупные осколки обычной плитки, а Настя заботливо перебирала плитку с кусочками карты.

Закашлявшись, Настя поинтересовалась, не догадался ли Гаммер заодно прихватить швабру и пару вёдер с водой.