Мы притворились, что завтрак – наша единственная забота. Собственно, в ближайшее время иных забот не предвиделось. Когда же они появятся, мы на сытый желудок придумаем, как с ними совладать. И всю пещеру проходить не кинемся. Для начала преодолеем зал. Затем – полость с покатым глиняным полом. Следом – камин, колодец, теснину… По одному рубежу, по одному препятствию. Так и выберемся.
– Супчик ещё остался, – отозвалась Вихра.
– Здорово!
Я шагнула на голос Вихры и кому-то отдавила ногу.
– Эй!
Кажется, Насте.
– Глаза разуй!
Настя попыталась отомстить. Я отскочила и налетела на Гаммера.
– Смотри, куда идёшь!
Мы втроём немножко потолкались. Увидев, как от спички загорелись таблетки сухого горючего, угомонились и сгрудились у огонька, протянули к нему руки, хотя особого тепла не ощутили.
Я старалась не смотреть на Вихру. Боялась различить, какая она бледная и потерянная, а потом различила, что с ней всё в порядке. Ничуточки не бледная, только очень серьёзная. Варила супчик, делила хлеб, сыр и, наверное, думала, что мы не до конца осознаём ужас нашего положения. Я не стала её разубеждать. Наша видимая беспечность позволяла Вихре надеяться, что мы не накинемся на неё с упрёками. Нам бы и в голову не пришло ничего подобного, но Вихра недостаточно нас знала, чтобы это понять.
Позавтракав, мы вытрясли из бутылки последние капли воды, и я рассказала о письме, которое вчера сунула Богданчику. Заодно напомнила всем, что сегодня вечером тётя Вика забьёт тревогу. Ну или уже забила, если мы проспали целые сутки. Гаммер с Настей поспорили на этот счёт. Мы с Вихрой спорить не захотели. Вчетвером договорились считать, что пещерное утро застигло нас в полдень второго дня. Проще было иметь хоть какую-то, пусть ошибочную отправную точку во времени.
– Твой папа поверит письму? – спросила я.
– Поверит, – ответила Вихра.
– Главное, чтобы он разобрался с картой, – сказал Гаммер.
– Разберётся. Ты же написала про штольню?
– Написала.
– Значит, разберётся.
– Зря я упомянула сокровища. Звучит как розыгрыш.
– Нет, это даже хорошо.
– Почему?
– Больше шансов, что папа найдёт потайную дверь. Когда речь заходит о сокровищах, всегда всплывают потайные двери.
– Да… Нужно ещё догадаться, что она вообще существует.
– Папа пойдёт не один. Соберёт друзей. Вместе они точно догадаются.
Меня позабавил наш разговор в темноте. Мы сидели рядышком, однако не видели взглядов, жестов и ориентировались на интонации. Словно общались по телефону.
– Ну хорошо, – не слишком жизнерадостно произнёс Гаммер. – Завтра в Маджарове узна́ют, что мы пропали.
– Завтра ближе к полудню, – подтвердила я. – Вряд ли Богданчик вскроет конверт раньше.
– Значит, у нас достаточно времени, чтобы выйти из пещеры, пока тётя Вика и Страхил не подняли панику на пол-Европы!
Мы обсудили, как поступить дальше, и сошлись на выборе из трёх вариантов. Первый – самый очевидный: пить воду из пещерных ручьёв, развлекать друг друга байками о призраках и ждать, когда нас спасут. Проблема в том, что мы не могли с уверенностью сказать, что Страхил отыщет потайную дверь. И вот мы будем его ждать, промёрзнем, заболеем, и нам не хватит сил на второй вариант, предполагавший самостоятельное возвращение в штольню.
Вихра предупредила, что идти без фонарей опасно. Очень опасно. Тут и профессиональный спелеолог дважды подумает, прежде чем решиться на такой риск. Неверное движение – и ты летишь в колодец. Ну или подворачиваешь ногу, что ничуть не лучше, ведь с травмированной ногой не вскарабкаешься и на двухметровый валун, что уж говорить про двадцатиметровый водопад. Одна радость – навеску делать не надо. Верёвки висели там, где мы их оставили. К тому же нас ждали лишь знакомые препятствия. Никаких сюрпризов.
Главным минусом второго варианта Вихра назвала жуткую перспективу заблудиться. Ошибись проходом – не найдёшь пути назад, потеряешься в каменном лабиринте. Вихра, конечно, изучила карту Смирнова и запомнила основные развилки, но восстановить в памяти всю чернильную многоножку с её бесчисленными ножками не могла.
Третий вариант вёл в центр карты, то есть вынуждал продолжить прерванный маршрут. И дело не в сундуке, который мы надеялись там отыскать. Золото не согреет, не накормит. Нет, было бы весело устроить салют из старинных монет, нацепить алмазную диадему, провозгласить себя царицей Савской и околеть с блаженной улыбкой на лице. Спустя годы случайные спелеологи наткнулись бы на наши останки и увидели бы, что в действительности монеты были галькой, а диадема – скелетом летучей мыши. Истратив последние спички и обезумев, мы не почувствовали разницы. Назвали себя царями подземного мира, а умерли как обычные дикари. У меня аж дух захватило, когда я представила себе подобную участь, но третий вариант привлёк нас по иной причине.