Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

Похоже, Оливию утащили волки. Когда дождь закончился, выяснилось, что она исчезла. Взрослые моментально скроили одинаковые физиономии, делая вид, будто расстроены. «Бедная Оливия!»

Джебедия Хартфилд нашел ее мула в лощине в восьми милях от нашего лагеря. Тот мирно пасся в низком кустарнике, измазав морду красным ягодным соком. С ветки свисала разорванная желтая лента. На кустах смородины болтались обрывки женской юбки. Отец вызвался возглавить поисковую партию.

– Вы в своем уме? – воскликнул мистер Густафсон. – Мы так целый день потеряем. Вряд ли тогда доберемся до новых земель.

Отец смотрел на переселенцев, словно не веря своим глазам.

– Да что с вами, люди?

Его рога подергивались от возмущения, а голос вдруг стал тонким и совсем человеческим.

– А как же наш договор?

Перед отъездом мы попросили преподобного Идальго скрепить наш союз. Каждая семья должна была подписать договор: общая цель путешествия, взаимопомощь в дороге, один за всех и все за одного.

Кто-то истерически засмеялся:

– Какой договор, мистер Минотавр?

А я покраснел, увидев отца таким, каким его видели остальные: растерянное мохнатое лицо, недоумевающий бычий взгляд. Наш коллективный разум решил, что поисками заниматься бессмысленно. За поисковую партию проголосовали только отец и полуслепой Клайд, который позднее утверждал, что погорячился.

– Сами подумайте, мистер Минотавр, – стал увещевать отца мистер Гроуз, вертя в руках ленту. Щеки у него горели, будто он рассказывал не совсем приличный анекдот. – Мы вряд ли разгадаем эту загадку. Кто захочет терять полдня, чтобы убедиться, что ответа нет?

– Велина!

Все обернулись. Миссис Гроуз, сидя на корточках, махала рукой моей матери. Перетряхнув намокший саквояж, она вытащила оттуда запачканную кружевную рубашку Оливии.

– Велина, хочешь взять себе? Это твой размер.

Вчера наш фургон предпоследним перебрался через Грейт-Снейк-ривер. Фургоны, набитые белыми кошками, младенцами и банками с медвежьим жиром, дрейфовали по воде, как плоты. Мужчины плыли рядом со своими быками. Мы с Клемом первыми добрались до противоположного берега и оттуда смотрели на наших отцов. Я был в панике, хотя не подавал виду. Быки взбаламутили воду, подняв со дна темно-красный ил. Из воды торчали только их головы, и в этой свалке я не заметил отца с его красными глазами и треснувшим рогом. Какое-то время я просто не мог отличить отца от плывущего скота и боялся, что другие мужчины, занятые своими собственными животными, не обратят внимания, если он станет тонуть.

– А ты не боишься, что твой отец не дотянет? – тихо спросил Клем.

Его отец боролся с течением прямо под нами, потеряв в этой схватке резиновый сапог.

– Я хочу сказать, до конца путешествия?

Я покачал головой:

– Ничуть. Разумеется, дотянет. Мой отец вообще живая легенда.

Всю жизнь я верил в мифы об отце. Но в дороге от этих мифов не осталось и следа. Отец продрог, и ему пришлось остановиться на маленьком каменном островке. Я развел костер, а мать, опустившись на песок, отжимала воду с волос отца, буйно растущих вокруг шеи, и что-то шептала ему на ухо. Вряд ли это были слова утешения. Я слышал, как они ругались в фургоне.

– Хватит валять дурака! Ты ведешь себя так, словно ты бессмертный. Почему я не послушалась свою маму? Зачем вышла замуж за Минотавра?

Мама любит делать вид, будто у нее был большой выбор. Все мои тетки вышли замуж за почтмейстеров и бравых усатых военных.

– Твою маму, – усмехнулся отец. – Вы, женщины, все одинаковы.

– Еще не поздно вернуться назад…

– Послушай меня, Велина. Возвращаться нам некуда. Мы можем только двигаться к цели. Наших гусей давно съели, а в доме живут чужие люди.

Вскоре раздался громкий стук по дереву и звон металла, и мать замолчала.

Впервые я почувствовал жалость к ним обоим. Все хотели домой, вот только где теперь наш дом, не знал никто.

Сегодня мы остановились в рощице у русла высохшего ручья. Там было хорошо и прохладно. Перекусив, я нашел мертвую змею и, сняв с нее кожу, сделал из ее трещотки игрушку для сестер. У обеих лихорадка, и они сидят в фургоне. Лица посинели и распухли, словно воздушные шары. Мейзи кашляет меньше, чем Доутс, которую постоянно тошнит. Родители уже три дня не общаются друг с другом.

– Клем, о чем твой отец говорит с матерью, когда они в фургоне? – спросил я своего приятеля.

– Хм, – нахмурился он. – А что, твои родители друг с другом разговаривают? – Клем пожал плечами. – Мать обычно гремит сковородками или перетряхивает одеяла. Иногда они вместе молятся.

Постепенно наш фургон переместился в самый конец каравана. После того как отец потерял сознание в третий раз, мать тихо слезла с козел и переползла внутрь фургона. Дальше править она отказалась. Свернувшись вместе с девочками на перине, она целыми днями спит. Погонять отца приходится мне.