Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками

Барнаби поливал из шланга старый щиток черепахи, когда раздался первый крик. Он решил, что это просто ветер. Барнаби целый день с упорством Сизифа отскребал испражнения чаек, а теперь выясняется, что будет дождь.

– Вот черт! Вечно одно и то же, – пробормотал он себе под нос. – Только все отмою за этими стервами, и тут же льет как из ведра.

«Город морских раковин» закрылся для посетителей час назад. Сейчас деревянная дорожка была пуста. Тишину нарушал лишь шум волн и отдаленные раскаты грома. Со стороны моря наплывали серые дождевые тучи, а само оно постепенно погружалось во мглу. Мир будто затаил дыхание. И только серебристые чайки неутомимо носились над горизонтом, пикируя на использованные презервативы и пустые пакеты из-под чипсов.

Барнаби, полный дурных предчувствий, смотрел на грозовой фронт. Он начал нервничать сразу после закрытия. Обычно старался уйти ровно в семь часов. Ходили слухи, что, когда стемнеет, в «Городе морских раковин» начинают раздаваться странные звуки. Существовало поверье – если можно так назвать россказни двух подвыпивших сторожей, – что в гигантских раковинах обитают привидения. В штормовые ночи в них эхом отдаются вздохи погибших душ. Парень по имени Раффи, подрабатывавший там сторожем по выходным, верил в эту мистику: «Ночью духи там просто бесчинствуют! Раковины поют!»

Раффи говорит, что эта дьявольская музыка заползает, как червь, в уши и отравляет мозг. Она действует на подсознание, точно сигналы враждебных инопланетян. Но хозяин не повелся на эти штуки, решив, что у Раффи не все в порядке с головой.

– Его дядя страдал слуховыми галлюцинациями, – с грустью сообщил он. – В старости совсем оглох. – Хозяин покачал головой. – Не завидую этому Раффи. Ему в жизни приходилось несладко.

Крики доносились из рогатой раковины.

«Да быть этого не может», – подумал Барнаби.

Опершись на швабру, он размышлял, не сошел ли он с ума. Но на потустороннюю музыку это было не похоже. Слишком уж реально и по-человечески звучали вопли.

Рогатую раковину посетителям не показывали. Оттащили в дальний конец парка, где она ждала ремонта после того, как ее потрепал тайфун «Вита». С помощью крана раковину положили на бок, и теперь ее приходилось постоянно чистить от мусора и назойливых крабов, заползавших в трещину. Из всех гигантских раковин рогатая была самой маленькой, размером с небольшой грузовик. Волнистый вход в раковину был не шире канализационной трубы. Ничего общего с кроличьей норой, через которую можно провалиться под землю.

– Кто там? – окликнул Барнаби, неожиданно обретя дар речи. – Там кто-то есть?

Крики прекратились. Глубоко вздохнув, Барнаби заглянул в раковину и увидел там два глаза, поблескивающих в темноте.

«Оно вернулось, – подумал он, сжимая в руках швабру, свое единственное оружие. – Тварь, которая жила в этой раковине, вернулась обратно».

– Простите, но я застряла, – раздался жалобный детский голосок. – У вас нет пластыря и чего-нибудь поесть?

Рыжая ждала этой экскурсии целый месяц. Ведь «Город морских раковин» рекламировали как морской Стоунхендж. Добраться туда можно только на пароме. Строго говоря, это не город, а мегалитическое сооружение из гигантских раковин докембрийского периода. В брошюре утверждалось, что это морская версия острова Пасхи. На обложке вдоль берега выстроилась полумесяцем дюжина гигантских раковин. Это были витые остроконечные конусы, некоторые даже высотой с дом. Над ними кружили чайки. Надпись под фотографией гласила, что эти выбеленные солью небоскребы были выброшены на берег цунами во время мелового периода и установлены вертикально нашими далекими предками. На врезке изображались эти самые предки: маленькие покрытые шерстью людишки с раздутыми, как у запасливых грызунов, щеками разжигают священный огонь под сенью громадных ракушек.

Каждый август сюда привозили учеников пятых-седьмых классов. «Город морских раковин» принадлежал отцу Ларами Джурайб, он делал для школьников скидку и презентовал им бумажные шляпы в виде ракушек. В автобусе Ларами сидела рядом с Рыжей. Они были подругами. Хотя Ларами была старше всего на два года, выглядела она на редкость половозрелой. Учителя называли ее «взрослой» и «слишком развитой для своего возраста», но Рыжая знала, что это не так. Ларами, как ребенок, втягивала молоко носом, а читала на уровне четвертого класса. На самом деле учителя имели в виду ее пышные формы и то, что от нее несло кокосовым маслом и сигаретами «Кэмел» без фильтра, плюс ее слабость к ученикам средней школы.

– Вот подожди, приедем, я тебе покажу раковины, где мы этим занимались, – усмехнулась она, искоса глядя на Рыжую.

Та прикусила губу и стала смотреть в окно. Она могла лишь догадываться, что означает «это».