Приказ

И почти в тот же миг хор голосов ответил:

— К парламенту!

*

В первые дни после большого переворота Петер работал в наркомате внутренних дел, где так пригодились его знания немецкого и словацкого языков. Когда же возникла необходимость освежить и дополнить сведения управления военной разведки, Петер вместе со многими товарищами перешел в наркомат по военным делам, получив назначение в отдел, которым руководил Стоянович. Вместе с одной молодой и красивой девушкой Петер работал в группе Бертоти, капитана старой армии.

Скоро Бертоти полюбил обоих молодых людей, от его внимания не ускользнуло и то, что они душевно потянулись друг к другу. Никаких возражений против этого у него не было. Их взаимоотношения он считал сугубо личным делом, которое к тому же нисколько не мешало ни тому, ни другому безупречно выполнять свои служебные обязанности.

Возлюбленную Петера звали Юлией Ач. Родилась она в Трансильвании, в Марошвашорхейе. В Будапешт она переехала в последний год войны и работала на оружейном заводе. Юлия превосходно говорила по-румынски. В наркомате по военным делам Петера хорошо знали, потому что он еще до этого, в период нелегальной работы, поддерживал связь со многими людьми, работающими теперь в наркомате.

При первой же встрече с Марошффи Петер представил ему девушку.

А встретив Марошффи через несколько дней, когда Петер основательно осмотрелся на новом месте, как он сам выразился, он поделился с ним своими первыми впечатлениями.

— Бертоти мне нравится, он, по-видимому, очень порядочный человек. Что же касается Стояновича, то этот мне как-то не очень пришелся по душе, и, быть может, только потому, что он слишком часто и подолгу шушукается с офицерами старой армии.

Марошффи поинтересовался, с кем именно.

— Ну, например, с Флейшакером, Хаутзингером, Кнаусом, Бельди, Доманицким, Лемберковичем, — ответил Петер. — Все эти люди очень отличаются от полковника Шрайнера, который и сам, как известно, вырос далеко не в рабочей среде.

Марошффи не понравилась подозрительность Петера.

— Браток, — сказал он Петеру, — люди со временем меняются. Вспомни-ка, в Бадене и я был милитаристом, побывав под Монте-Граппой, стал пацифистом, а под воздействием идей Каройи превратился в демократа. Было время, когда я верил Вильсону, его обнадеживающим обещаниям, а вот теперь, когда все немного прояснилось, я вместе со Штромфельдом и Томбором говорю: все в сторону, в первую очередь необходимо оказывать всяческую помощь диктатуре пролетариата, потому что только она со своей ориентацией на Восток может спасти нашу страну.

Слушая восторженную речь друга, Петер застенчиво улыбнулся и спокойно заметил, что, несмотря ни на что, опасность остается очень серьезная.

— Более того, — перебил его Марошффи. — Маловеры боятся, что тиски Антанты вот-вот сожмут их. — Обняв Петера, Альби по-дружески похлопал его по плечу. — Однако у нас еще есть время для того, чтобы прорваться на север! — с уверенностью проговорил он. — А если нам удастся соединиться с русской Красной Армией, тогда все будет хорошо!

— А почему не удастся?! — восторженно воскликнул Петер. — Пролетарии есть и у чехов, и у словаков, и у румын, и у, хорватов. Рано или поздно они присоединятся к нам, и тогда волна революции прокатится по всей Европе!

Эта встреча как бы освежила Марошффи, еще больше улучшила его настроение, навеянное наступающей весной, когда обновление природы радует всех. А хорошее настроение было необходимо Альби и для работы. Наркому по военным делам (им сначала был Погани, а затем стал Бем), да и всем членам военной коллегии, то и дело требовались какие-то справки и бумаги, которые готовил Марошффи. Он же подготовил подробный доклад о состоянии армии на данный момент, осветив в нем все самые важные вопросы, касающиеся численности армии, ее вооружения, снабжения, настроения солдат и командиров, управления.

Марошффи работал по шестнадцать — восемнадцать часов в сутки. Его начальники не переставали удивляться его работоспособности. Они еще не знали, что помимо выполнения рабочих заданий он в полной тайне от всех много работает и над особым заданием: с помощью Петера он усиленно разыскивал «беспризорное» военное имущество. Каждый день ему в руки попадали все новые и новые данные, и это улучшало его настроение.

Правда, Томбор догадывался о тайных делах Марошффи, который, однако, пока еще не посвящал его в свои секреты. Марошффи целиком и полностью поддерживал идею создания сильной венгерской Красной армии.

— Путем набора наемников нам такой армии не создать, — говорил он. — Армию, созданную в октябре, мы можем сколько угодно называть Красной армией, но она от этого не станет ни сильной армией, ни тем более Красной. Необходимо добиться закона о всеобщей воинской повинности.

Однако с такой точкой зрения не согласились ни Бем, ни многие другие руководители, и Марошффи остался в одиночестве. Лишь только Штромфельд держался с Альби по-братски, понимая его, но в конце марта его уволили в отставку.

Встретив после этого известия Петера, Марошффи пожаловался ему: