— Жаль очень, что Белый дом, антибольшевистский комитет и верные сторонники старого режима: священники, монахи, фабриканты, банкиры и земледельцы — придерживаются иного мнения. Сейчас в стране полно спекулянтов, распространителей ложных слухов, дезертиров, а в Задунайском крае один за другим вспыхивают контрреволюционные мятежи. — Более строгим голосом он продолжал: — Их поддерживают различные миссии Антанты. Здесь, в Пеште, английский профессор по фамилии Эдди Браун задумал провести целую серию политических убийств. Предпринимается попытка разложения дисциплины в армии, срыв работы военных заводов. Вспомни-ка сам о собственных открытиях, которые ты сделал, работая с документацией. Кое-кто хочет убедить нас в том, что военные склады пусты, а на самом деле выяснилось, что имеющимися в наличии вооружением и снаряжением мы до августа можем вооружить двести тысяч человек.
Марошффи понимал, что Петер прав, тем более что он и сам как раз заканчивал свой доклад об обнаруженных материальных ценностях и о том, как их можно использовать. Этот доклад Марошффи намеревался на днях лично передать Бему. Раздражало Альби то, что Томбор, узнав об этом докладе, предупредил его, что он не потерпит нарушения субординации, и потребовал ознакомить его с материалами, подготовленными для наркома. А это уже не понравилось Марошффи, поскольку он хорошо знал, что все, что известно Томбору, быстро станет достоянием других. Марошффи считал это дело совершенно секретным и потому сам обращался с этими документами как с секретными. Он намеренно затягивал передачу доклада, надеясь как-нибудь «случайно» встретить Бема и вручить ему документы.
Пятнадцатого апреля — этот день Альби хорошо запомнил — Сударыня набросилась на него с самого утра.
— Как ты смел присылать ко мне врача-психиатра?! — закричала она. — Я не потерплю этого! Оставь меня в покое! Не трогай меня!
Альби был удивлен этим неожиданным взрывом, его даже нисколько не обидело ее возмущение, так как он рассматривал это как добрый знак ее выздоровления. Он надеялся, что установившиеся теплые весенние дни окончательно поставят мать на ноги. Дождливые мрачные дни кончились, а солнечная погода радовала людей. Улицы Пешта заметно оживились, когда на них стали появляться нарядные женщины и девушки.
Иногда Марошффи невольно вспоминал Эрику. Часто он спрашивал себя: где она может быть сейчас? как живет? почему не пишет?
Чтобы не думать о ней, Альби старался уйти с головой в работу. В свой темно-зеленый блокнот в кожаном переплете он, если позволяло время, кое-что записывал. В тот день он записал:
«В казармах большие изменения. Отменены телесные наказания. Запрещено петь непристойные солдатские песни. Зато теперь солдаты по-настоящему занимаются спортом, ходят в кино и даже в театры. Сегодня, например, они смотрели фильм «Откровенная женщина». Офицеры уже привыкли, обращаясь друг к другу, говорить: «Товарищ начальник». Короче говоря, я могу назвать себя очевидцем рождения новой армии…»
Под вечер Томбор пригласил после работы нескольких своих подчиненных выпить по стаканчику доброго вина, что при тогдашнем запрете на спиртное было воспринято приглашенными с радостью.
Среди приглашенных оказались Жулье, Денешфаи, Карпати, Бертоти и Марошффи.
— Приглашаю вас всех на квартиру к моему другу, который живет на проспекте Мартонхеди. Будет великолепное жаркое из поросенка и доброе вино, — сказал Томбор.
Поручик Карпати поинтересовался, приглашены ли на вечер дамы.
— Из женщин там будут супруга хозяина дома и две их взрослые дочери, — ответил Томбор. — Обе девушки веселые и разговорчивые, а одна из них к тому же еще и очень красива.
Марошффи охотно отказался бы от этой попойки. У него, на столе скопилось множество журналов, и он с большей охотой просмотрел бы их. Большинство журналов были присланы из Вены, так как блокада пока не сказывалась на пересылке книг из-за границы. Тем не менее он принял это предложение с надеждой, что, как только представится случай, он по-английски, ни с кем не прощаясь, уйдет домой.
Еще до наступления темноты машина из наркомата, сделав две ездки, доставила всех приглашенных на виллу. В саду, куда они вышли полюбоваться природой, цвели желтые цветы, своим роскошным видом напоминая нарядных невест. Сад был хорошо ухожен, из него открывался прекрасный вид на гору Шашхедь, на широкую долину, позади которой серебрилась лента Дуная.
Глядя на Дунай, Марошффи невольно подумал о том, что где-то в районе Байи на реке, подобно хищным акулам, рыщут в эту минуту английские мониторы.