Приказ

Хозяин виллы, у которого собирались гости, Ролланд Алторяи, радушно принял приехавших к нему офицеров и любезно предложил пройти в дом. Его супруга и две дочери были не менее гостеприимны и так веселы, что их настроение сразу же передалось и гостям. Ролланд работал начальником отдела переводов наркомата по иностранным делам. До Будапешта он жил в Вене, поэтому его супруга и дочери охотнее говорили по-немецки, чем по-венгерски. В Пешт он перебрался после октября и начал работать в министерстве иностранных дел, являясь в нем доверенным лицом Беринкея. К его огромному удивлению, смена режима не отразилась на его карьере. Одна из его дочерей, по имени Эдит, была удивительно красива, а другая, наоборот, даже непривлекательна. Жена Ролланда, умело пользуясь косметикой, выглядела так, что ее можно было принять за старшую сестру обеих девушек. Женщины в своих нарядах выглядели несколько экстравагантно, что не совсем гармонировало с обстановкой виллы, с тяжелой резной мебелью. На окнах виллы висели массивные бархатные шторы, на стенах — картины, писанные маслом, в массивных золоченых рамах, на паркетном полу лежал огромный темный ковер, а под потолком сверкала роскошная хрустальная люстра.

Гости пили вино, курили кто сигареты, а кто сигары, а три женщины искусно поддерживали приятную беседу. Разговор шел о возможной высылке Карла и Вильгельма, об интимных похождениях английских придворных, о странностях Клемансо и о закулисных сплетнях венгерского театрального мира.

Затем хозяйка дома начала потешаться над профессором Рингвальдом, которому власти обещали спокойную работу, а теперь к профессору в квартиру подселили две рабочие семьи.

— Рингвальд, естественно, — продолжала она, — начал протестовать, но это ему нисколько не помогло. Правда, вскоре удалось выяснить, что произошло досадное недоразумение, оказалось, что есть еще и крупный торговец по фамилии Рингвальд, к которому, собственно, и намеревались подселить рабочих. Однако дело сделано, и теперь уже ничего нельзя исправить…

Алторяи со смехом запротестовал:

— Оставим разговоры о политике, доктор Радо хотя и либерал, но человек остроумный. Он говорит: «Существует такой вид спорта, который намного опаснее воздухоплавания, он обходится намного дороже, чем игра на скачках, и захватывает больше, чем рулетка. Этот спорт называется политикой». Я предлагаю сегодня этим не заниматься.

Однако хозяйка дома не восприняла совета супруга и сказала, что десятки тысяч рабочих семей, проживающих в пригороде, хотят переехать в новые, лучшие квартиры.

Младшая дочка хозяев, та, что была некрасива, захватив с гусарской лихостью поручика Карпати, потащила его в соседнюю комнату, села за рояль и начала ему что-то играть.

С этого момента разговор в гостиной принял мелодраматическую окраску. Хозяйка дома непременно хотела знать, будет ли новая война или нет.

Эдит подсела к Марошффи и начала его атаковать с вызывающим кокетством:

— Ну а как вы думаете? Будет новая война?

Вместо Марошффи ей ответил капитан Бертоти.

— Я глубоко убежден, — сказал он уверенно, — что очень скоро против нас начнется новое наступление со всех сторон.

Пятидесятилетний Бертоти говорил хриплым басом. У него была большая лысина, однако он не носил парика, хотя в то время это было в моде у пожилых лысых господ.

Супруга Алторяи, вопреки ожиданию Денешфаи, восприняла этот ответ абсолютно спокойно.

Однако Жулье вступил в спор с капитаном Бертоти.

— Люди, которые задают тон в правительственном совете, такие, как Кун, Бем, Ландлер, настроены довольно оптимистически. По их мнению, некоторое время вооруженного конфликта не будет, так как Совет четырех стран Антанты не смог прийти к единому мнению. Парижская «Фигаро» откровенно выболтала точку зрения американского генерала Таскера Г. Близа, который считает, что нельзя спровоцировать военный конфликт до тех пор, пока не будут испытаны сила блокады, искусство дипломатии и решимость внутренней оппозиции. Клофац, разумеется, охотно предпринял бы наступление, но среди пражских рабочих начнутся беспорядки. Что же касается Братиану, то он хоть завтра готов предпринять новое наступление, однако опасается русских со стороны Бессарабии. Ну а сербы? У них полно своих забот, они все еще спорят о своих границах с итальянцами, болгарами, албанцами, более того, даже с греками и румынами.

Все это было произнесено спокойным и несколько дидактическим тоном.

— Пока войны не будет, — продолжал он.

Старшая дочь хозяина дома, красивая Эдит, еще ближе подсела к Марошффи и спросила:

— А вы какого мнения об этом?

— Я не знаю, когда начнется новая война, — ответил ей Альби, — однако нет никаких сомнений в том, что и до нее дойдет очередь.

— Я же настроен оптимистически, — не соглашался с ним Жулье.

Бертоти, как и Жулье, говорил спокойным, даже бесцветным тоном: