Приказ

На своем пути Марошффи и Татар встретили идущих в обратный путь солдат. Люди шли с трудом, едва переставляя ноги, ничего не видя воспаленными глазами. С несчастных градом катился пот, силы их были на исходе. Они выглядели истерзанными, некоторые из них хрипели. Капитана приветствовали только старшие из этих несчастных, большинство даже не смотрело по сторонам — они глядели только себе под ноги, на тропинку, и просто ждали, чтобы двое незнакомцев поскорее сошли с дороги. Марошффи еще долго слышал их хриплое дыхание у себя за спиной, и это только усугубляло его собственную усталость. Страшно мучаясь, весь в поту, с трудом тащился он вслед за Петером Татаром, который бодро шагал впереди. Иногда всего в нескольких шагах от них, справа или слева, чернела бездонная пропасть.

Снизу, из ущелий, поднимался смрад от разлагающихся там трупов. На каждом шагу встречались солдатские могилы, заваленные камнями на скорую руку в скальных расселинах. Уже на полпути к крепости Татар начал бросать в пропасть все, что, по его мнению, было лишним в их поклаже. Марошффи этому не препятствовал — теперь ему все было совершенно безразлично. По крайней мере так ему казалось, хотя где-то в глубине души он все еще оставался солдатом. Солнце жгло невыносимо, его золотисто-желтые лучи отражались от склонов гор.

С одной вершины на другую с помощью зеркал передавали какие-то сообщения азбукой Морзе, и вскоре над самой вершиной Монте-Граппы появились два английских аэроплана. Периодически вспыхивала орудийная канонада. Марошффи все сильнее наваливался на палку, ступал все тяжелее. Он испытывал почти непреодолимое желание сесть, прислониться спиной к скале и так замереть, застыть, не думая ни о чем, уставившись в одну точку прямо перед собой.

— Что-то вы тяжело дышите, господин капитан, — произнес, обернувшись к нему, невозмутимо шагавший впереди Петер Татар. Правда, на его лице тоже выступили капельки пота, но дышал он спокойно и ровно. — Человек много может перенести, — неожиданно добавил он. — Все или почти все, как мне кажется… — Рукавом шинели он вытер пот со лба и потыкал палкой в снег прямо перед собой. — Пошли, мы еще очень далеко от цели, — сказал он, будто обращаясь к самому себе.

Они обогнули расположение одного из подразделений полка. Линия окопов здесь извивалась змеей по склону горы. Их остановил командир подразделения и потребовал предъявить документы. Они обменялись с ним всего несколькими фразами, и офицер, проверивший документы, посоветовал им поторопиться, так как их участок очень часто обстреливает итальянская артиллерия. Они спустились вниз, на дно лощины, и пошли вдоль позиции. Когда они проходили мимо, к ним поворачивались пепельно-серые лица солдат, лежавших в окопах.

— Ну что, господин капитан, видели вы этих вояк? — бесстрастным голосом спросил его Татар, когда они миновали позицию. — Заметили, какие они все грязные и немытые: мыла им не выдают, они моются снегом. А все нечистоты они саперными лопатками сбрасывают в пропасть, прямо перед собой. А когда ветер дует им в лицо, смрад стоит совершенно невыносимый. Поэтому и хорошо, что им выдают так мало продуктов, у них и испражнений меньше. Большинство из них весит не более пятидесяти килограммов, а многие и того меньше: есть солдатики, которые весят по сорок семь кило, и таких очень много. А если у кого начинается легочное кровотечение, то его отправляют вниз — умирать. Здесь не любят хоронить мертвецов: даже с помощью взрывчатки тут нелегко вырыть могилу. У этих людей глаза как у загнанных волков, они не выдержат еще одну зиму здесь, среди скал.

Марошффи молчал, слушая Петера, а тот, распаляясь все больше, продолжал:

— Если эта армия до осени не одержит победу — всему конец. Но я спрашиваю вас, как она может победить теперь, если до сих пор ей это не удалось сделать? — Он в сердцах тыкал альпенштоком в снег и в сильном раздражении не произносил, а, скорее, выплевывал слова: — Иногда итальяшки, сжалившись над ними, сбрасывают им с самолетов небольшие посылочки: американские консервы, сигареты и даже кое-какие напитки в жестяных банках. Вот так мы и живем! Уж если макаронники проявляют к нам такую щедрость, то это означает, что они прекрасно понимают, чего стоят подобные послания… — Татар отрывисто и раздраженно хохотнул: — Двадцать пять миллионов одетых в солдатские и офицерские шинели озверевших людей рвут друг друга на части. Зачем? Унтер-офицеры, эти идиоты, утверждают, что так гласит приказ. А что, если в один прекрасный день солдатам вдруг придет в голову, что они имеют полное право наплевать на такой приказ?

Марошффи, не говоря ни слова, вытащил из кобуры пистолет и демонстративно начал вертеть его в руках. Татар хотя и заметил это, но не обратил на жест Марошффи ни малейшего внимания и продолжал свое: