— Не думай ничего дурного, Альби, ведь Истоцки, который всегда ревновал Эрику, не имел в виду ничего плохого. Он просто сказал, что последний год сильно изменил людей. Но у Эрики твердый характер, отличная репутация, и, даже несмотря на кажущуюся двусмысленность ее поступков, нам не следует за нее опасаться. — Тут Сударыня опять переменила тему: — Между прочим, Денешфаи стал настоящим пройдохой. Он устраивает кое-кому освобождение от военной службы, организует выгодные назначения отдельным лицам, оказывает всякие любезности красивым женщинам, явно злоупотребляя при этом доверием Лукачича.
Марошффи равнодушно перебил мать:
— Эрика знала обо всем этом?
Этот безразличный тон сына порадовал Сударыню. Теперь она почти не сомневалась, что нащупала путь, который может привести ее к окончательному успеху. Поэтому Альбину она ответила так:
— Эрика слышала, как Истоцки сплетничал с Денешфаи…
Марошффи очень не хотел, чтобы мать заметила его тревогу, и поэтому он большим усилием воли заставил себя говорить все тем же бесцветным голосом:
— Ты думаешь, мутти, Эрика что-нибудь просила у Денешфаи для меня?
Сударыня продолжала свою тонкую игру. Она произносила медовые речи, придавая словам искреннюю убежденность.
— Чего же еще она могла добиваться от него? Истинная правда, что Эрика хотела вернуть тебя с фронта домой, она слышала массу ужасных сплетен о планах Арца. Вполне возможно, что Денешфаи мог замолвить за тебя словечко перед Лукачичем, вне всякого сомнения, но только… Я не могу себе представить, почему она обратилась за помощью именно к нему…
Альбина всего затрясло, кровь прилила к голове. Он не заметил ловушки, в которую его заманила мать. Трудно представить, что могло бы произойти дальше, если бы в следующий момент в комнату не влетела Лиза, которая у самой двери выпалила:
— Пришел Таус, он говорит, что хочет сказать вам что-то очень и очень важное!
Для вдовы оказалось очень кстати появление портье. Она тут же вышла из комнаты, оставив сына наедине с его грустными мыслями.
Сударыня приказала Лизе провести портье в маленькую комнату, выходящую окнами во двор, в которой она обычно принимала подобных людей — почтальонов с денежными переводами, чиновника, собирающего квартирную плату, мастеров, вызванных для какого-нибудь ремонта. Таус начал работать в доме в качестве портье, еще когда был жив сам Аттила Марошффи, и в доме к нему привыкли, как привыкают к старой удобной мебели. Он неизменно с величайшей покорностью разговаривал с Сударыней. Обычно стоя навытяжку, он излагал свою просьбу или пожелание в надежде получить стаканчик настойки и хорошую сигару.
— Ну что там еще стряслось, Таус? — Вдова была к нему благосклонна. — Я тебя слушаю.
Таус с готовностью и почтительностью начал свой рассказ: