Приказано молчать

Борисов внимательно посмотрел на Малыгина. Невысокий, широкоплечий. Шинель по фигуре, а на шинели – зеленые, от полевого обмундирования, пуговицы. Борисов вспомнил, что и на кителе у Малыгина тоже пришиты зеленые пуговицы, он видел их вчера, но не обратил на них внимания, а сейчас подумал: «Обленилея. Пришил, чтобы не чистить».

– Нравятся, что ли, зеленые?

Этот вопрос для старшего лейтенанта был неожиданным. Он удивленно посмотрел на Борисова, потом на свои пуговицы и усмехнулся.

– Сойдут. А в штаб ехать – у меня другая шинель есть, – ответил Малыгин и, не давая лейтенанту времени что-либо сказать, сразу же добавил: – Пора на заставу.

Немного помолчав, Малыгин еще раз повторил: «Пора», – и не ожидая, что скажет на это Борисов, пошел по тропе.

«Что ж, на этой заставе сделано вроде бы все, – думал Борисов, шагая за старшим лейтенантом, – комсомольское собрание – проведено; секретарь – проинструктирован; лекция – прочитана; служба нарядов – проверена, ну и… все. А любопытно, почему не задержали банду? Даже следов не обнаружили. Майор Данченко говорил, что многие пытались распутать клубок. Да, загадка».

– Кто ни приедет – сразу в ущелье, – как будто угадав мысли Борисова, заговорил Малыгин. – Каждый со своей версией: потайной ход, пещера. Искали многие…

– Ну и что?

– A-a-a… – Старший лейтенант махнул рукой. – Ерунда все это. Делом заниматься надо.

Но лейтенант Борисов не обратил внимания на эту реплику, он продолжал расспрашивать о банде. Малыгин отвечал неохотно, но подробно. В ущелье, по его словам, был изучен каждый камень.

– А что за водопад под горой?

Когда-то он большой был. Но лет пятьдесят назад, как старики рассказывают, сверху вниз огромный валун свалился, водопад поутих. Но и сейчас еще бушует порядком, особенно весной, в большую воду.

– Наряд, товарищ майор, проверили. Нарушений нет Бдительно службу несли, – доложил старший лейтенант начальнику заставы майору Рудкову, когда они с Борисовым вошли в канцелярию.

– Хорошо, иди, Вениамин, отдыхай. После обеда проведешь занятия и будешь высылать наряды, – выслушав Малыгина, сказал начальник заставы.

Снимая ремень и пистолет, Борисов смотрел на майора Рудкова, тот сидел, перекинув одну руку за спину стула, другой поглаживал выцветшее с чернильными пятнами зеленое сукно стола. Держался он спокойно, уверенно. Лицо его было пухлое, как у ребенка, но загоревшее и обветренное, и брови, выцветшие на солнце, казалось, были посыпаны пылью.

Когда старший лейтенант вышел, Рудков, все так же поглаживая зеленое с чернильными пятнами сукно, обратился к Борисову:

– Вам, лейтенант, тоже кровать приготовлена. Дежурный покажет.

– Хорошо. Да, а заместитель ваш не по форме одет – пуговицы зеленые. Солдаты смотрят. Личный пример – важный фактор. Поговорили бы с ним.

– Говорил.

– Приказать можно.

– Можно и приказать… Человека знать надо. Я с ним не первый год. Хороший офицер. Но вот в одном не повезло ему: девушка не поехала с ним. Вначале: «Университет закончу». Теперь: «Не знаю». Пишет, а не едет. Тяжело переживает это. А ведь он спортсмен самбо, гимнастика… В училищной самодеятельности пел. – Майор улыбнулся, вспомнив, как впервые после училища Малыгин прибыл на заставу. – Горяч был вначале, подавай ему нарушителей и все тут. А их нет. Так легенду о нашем озере записал. Любопытная. Хотите, в трех словах расскажу. А впрочем, у меня есть экземпляр записи…

Майор Рудков достал из ящика стола несколько страниц, написанных размашистым почерком, и начал читать:

«Хозяин этой долины, богатый бай Биндет, был в дружбе со своим соседом, не менее именитым и богатым Курукбаем. Биндет не кочевал, зимой и летом люди его рода пасли скот в этой долине и в ущельях гор. Курукбай зимой уходил в степь, летом пригонял скот в эти горы. Тогда начинались празднества. То бай Биндет режет барана в честь дорогого гостя, устраивает состязание богатырей-борцов.

Когда у Курукбая родился сын, а у бая Биндета дочь, они нарекли их женихом и невестой. Таков был обычай у казахов – девочку сватали, когда она была еще в колыбели. Отец жениха платил за невесту выкуп – калым.

Дамеш, дочь Биндета, была нежна, как ягненок, стройна, как ветка тальника, прекрасна, как эти горы. Сын Курукбая, Кенжебулат, рос крепышом. Смелость его восхваляли все. Когда ему было десять лет, он уже объезжал строптивых жеребцов из отцовского табуна, смирил даже пойманного охотниками кулана. Кенжебулат рос надменным, любящим только себя и свою смелость юношей.

Настал день смотра. Это тоже обычай – за год до свадьбы жених знакомится с невестой и проводит у нее несколько дней. Но Дамеш любила другого юношу, джигита-табунщика, и в день приезда жениха убежала с этим джигитом в горы. Их искали и люди Биндета, и джигиты, приехавшие с Кенжебулатом, но найти не смогли. Оскорбленный, разгневанный Кенжебулат бросил все привезенные невесте и ее родным подарки (казахи эти подарки называют коримдик) в озеро. С тех пор озеро называется Коримдик-Куль.

Курукбай и Кенжебулат начали мстить. Они грабили аулы бая Биндета, захватывали его земли… Это было много лет назад…»