Приказано молчать

– Вот такие бы сведения о Шакирбае добыть, – заметил Борисов, когда майор, закончив читать, посмотрел на него.

– О нем легенд нет, – улыбнулся Рудков.

– Но есть живые люди, которые могут помочь.

– Да есть. Сын Семена Капалина – Илья Семенович. Линейный надсмотрщик отделения связи. В селе живет.

– Мне завтра уезжать, так я, видимо, вечером схожи к Капалину.

– Дом его рядом с правлением колхоза.

Борисов вышел из канцелярии во двор заставы. На чистых, засыпанных речным песком дорожках серебрился иней. На клумбах между дорожками цвели астры и хризантемы. Невысокие деревья, окружавшие летнюю курилку, желтели на фоне побеленной стены; желтые листья лежали на скамейках и в бочке для окурков, врытой в землю.

4

Илья Семенович Капалин налил чай из кипящего на столе пузатого самовара в большие ярко раскрашенные фаянсовые кружки.

– Все помню. Мне тогда двенадцать лет было. Особенно помню глаза и редкую черную бородку. Как сейчас вижу… – Капалин подал Борисову чай, пододвинул ближе к нему сахар. – Крепким мужиком отец был. Не совладали бы с ним. Сонного оглушили. На сеновале любил спать. Кто-то сказал бандитам.

Говорил Капалин неторопливо. Лицо его было хмурым. Когда он замолкал, упругие желваки вздувались на скулах.

Большими коричневыми руками он бесцельно передвигал кружку с чаем.

– Насиловать начали мать и сестренку, – говорил он. – Отец веревки силился разорвать – не мог. Стонал, а бандиты смеялись. Я тоже стал разрывать веревки. Подскочил ко мне один. Глаза блестят, лицо красное. Прошипел сквозь зубы: «Лежи, щенок!» – и – нож в бок. Когда в себя пришел, слышу – спорят. Один говорит, пора уходить за реку, другие настаивают спуститься и переждать несколько дней, пока успокоются пограничники, доказывают, что кто-нибудь уже на пост сообщил, и пограничники наставят везде заслоны… Вот и меня фельдшер лечил поначалу, но спасовал. Не жилец, мол. А в пограничном лазарете вызволили меня с того, почитай, света…

– А где эти несколько дней могли пережидать бандиты?

– Ума не приложу.

– А куда они хотели спуститься вниз, как вы думаете? Что это значит – вниз?

– Я и сам об этом много думал. Был когда-то под водопадом вход в ущелье. Но его завалил черный камень. Проверял – точно, входа нет. Завалило.

– А не ошиблись?

– Нет. Все облазил. Лаз закрыло… Давайте чай пить.

Но в этот вечер им так и не удалось попить чаю: на току кто-то сильно и часто начал бить в рельсу. Удары звучали, как набат, и звуки эти насторожили и встревожили Капалина и Борисова. У колхозного правления тоже ударили в рельсы. Капалин быстро вышел на крыльцо и крикнул:

– Лейтенант, хлеб горит!

Но Борисов и сам уже стоял на крыльце и видел взметнувшийся в небо яркий факел, от которого в темноту пучками летели искры. Горела соломенная крыша тока.

Борисов вместе с Капалиным побежали к току. Их обогнали две пожарные брички с наполненными водой бочками. На току были люди. Никто не тушил пожара – все понимали, что это бесполезно. Кто-то откатывал подальше от огня бочки с бензином, лежавшие метрах в пятидесяти от тока, кто-то прямо из-под горящей крыши, облившись водой, выкатывал зернопогрузчик, веялку, зернопульт, триер. Женщины подносили воду из ближайших колодцев, обливали водой пшеницу и тех, кто спасал технику. Все работали молча, только председател колхоза громко выкрикивал приказания.

Борисов стал помогать двум колхозникам, толкавшим веялку. Горячий воздух затруднял дыхание, на китель и голову (фуражка осталась у Капалина) сыпались горящие соломины, он, не переставая толкать веялку, стряхивал их. Какая-то женщина опрокинула на него ведро воды.

– Еще – взяли! – натужно прохрипел кто-то за спиной Борисова.

Голос ему показался знакомым, он оглянулся и узнал старшину заставы Исаева. Веялка пошла быстрее, и вот наконец стало легче дышать – горящая крыша осталась позади. Но они продолжали катить веялку подальше от огня.

Кто-то громко крикнул: «Берегись!» Часть крыши рухнула. Раздались крики придавленных и обожженных людей. Все кинулись растаскивать горящие стропила, чтобы спасти людей и зерно. Людей вынесли, загоревшееся кое-где зерно раскидали и залили. Пожар затихал.

Все ближе и ближе к току подбиралась темнота, вот она охватила весь ток, и в этой темноте чернели, как клыки огромного хищника, каменные столбы, а чуть в стороне чернел похожий на жирафа зернопогрузчик. У зернопогрузчика старший лейтенант Малыгин в кителе, прожженном в нескольких местах, в фуражке, сдвинутой на затылок, тоже прожженной, разговаривал с председателем колхоза Петром Григорьевичем Тереховым. Борисов подошел к ним.

– На трудодни раздадим, а семян нет – покупать придется, – сокрушался председатель. – Стукнет по карману. Шесть человек из строя вышли. Сколько пролежат в постели? Хорошо хоть – все живы…

– Почему загорелось, не выяснили? – прервал Терехова Малыгин.

– Думаю, подожгли. Крыша загорелась. Сторож ужинать уходил. Он первым и увидел, когда возвращался. Тревогу поднял.

– Кто же мог? – недоуменно спросил Малыгин.

– А кто его знает… Вы границу покрепче перекройте.