Приказано жениться

— Служу уж, наверное, тридцатый год, как бы не больше, а к блуду этому, Григорий Петрович, звиняйте, не привыкну! Не божье это дело — по кустам с девками прятаться и голым задом сверкать! Ибо таинство брака и зачатия священны!

— Может и не было зачатия? — фыркнул преображенец.

— Тогда нечего и срам разводить! Ишь, удумали, как лето да погода теплая, так вечно…

— Прекрати! — резко оборвал его Григорий, внезапно вспомнив слова своей невесты. — Бубнишь, будто бабка старая!

— А хоть и бабка! Деды ́ наши что завещали? Жить, по совести, а тут… срам один, прости, Господи! — и солдат набожно осенил себя крестом.

— Ты что подсматривал, что ли? — вдруг сообразил Белов, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться.

Разговоры с этим мужиком всегда приводили преображенца в приятное расположение духа

— Кто? Я? — Иван затряс головой. — Да что я, уставу не знаю? Хотя там титьки были…

И солдат, прислонив пищаль к дереву, выразительно округлил руки. Григорий криво усмехнулся.

— Ты оружие-то из рук не выпускай, на карауле стоишь, и на титьки особо не гляди, не ровён час, зверя пропустишь… Потом поздно будет!

— Ладно вам, Григорий Петрович, когда такое было, чтоб я подводил?

— Никогда, — Белов вспомнил, как несколько лет назад в битве со шведами Иван вытащил его, раненого с поля боя и потом вдвоем с Васькой выхаживали, точно ребенка. После Григорий добился перевода солдата под свое командование. — Потому тебя сюда и поставил. Очень Александру Борисовичу зверь тот нужен. Не просто так он вдруг появился и здесь кружит!

— Понял, Григорий Петрович, не посрамлю!

— Надеюсь, — хотя больше всего Белову хотелось, чтобы этот таинственный зверь исчез, а с ним бы и все проблемы, в последнее время сыпавшиеся на гвардейца, как из рога изобилия.

От Ивана не укрылась тень, мелькнувшая в глазах молодого преображенца. Он понимающе хмыкнул и, покопавшись в ранце, достал пузатую флягу.

— Вот, Григорий Петрович, держите! Вам нужнее! — по всему полку уже ходили слухи, что у Белова в судьбе что-то неладно.

Васька и тот не знал, что думать, потому Иван прибег к самому на его взгляд проверенному средству.

— Что это? — насторожился Григорий, уже прекрасно зная ответ..

— Хлебное³. Своячница передала. Сама делала! Читое, говорит, как слеза! И редьку держите! — солдат с готовностью протянул туесок. — С медом тертая! Аккурат настоялась!

— Спасибо! — пришлось взять приношение, чтобы не обидеть солдата. — А сам-то как?

— У меня еще есть! Прасковья моя — баба толковая, да и про вас знает. Наказала непременно гостинец отдать!

— Ну, раз наказала… — усмехнулся Григорий, цепляя флягу к поясному ремню. — Ладно, бывай!

— И вам не болеть, Григорий Петрович!

— После дежурства доложи!

— Будет исполнено!

Белов кивнул и направился обратно, во дворец. Уже подход, я он увидел, как государыня выходит на террасу. Её сопровождал Рассумовский, по левую руку от императрицы шел маркиз Лопиталь, посол франков. Следом — немногочисленная свита, состоящая в основном из крепостных: девок в русских сарафанах да чесальщиц пяток императрицы. Шествие замыкала сказительница — её Белов неоднократно видел на торжище, где старуха рассказывала сказки.

Согласно уставу, Григорий замер по стойке «смирно». Императрица заметила его, приветливо кивнула, но подзывать не стала, разговаривая с послом, который то и дело чихал и жаловался на сырую погоду и холод.

— Полно вам, Лопиталь, — на безупречном франкийком произнесла Елисавета Петровна. — Вас послушать, так в вашей стране всегда хорошая погода!

— Ах, ваше величество! — вздохнул посол. — При всем уважении, у себя дома я не простужался так часто!

— Это все потому, что вы нашей кухней брезгуете! — рассмеялась государыня. — Ну помилуйте, какую силу могут дать эти ваши грибы, как их там, шампиньоны! То ли дело наша черная редька с медом!

— Редька? — переспросил маркиз. — Что значит «редька»?

— Такой овощ, он при болезни хорош, — пояснила императрица и уже по-русски обратилась к одной из девок. — Васен, а принеси-ка послу редьки нашей!

— О, нет, — перепуганный маркиз выставил вперед руку. — Моя простуда не стоит вашего беспокойства!

— Ах, маркиз, поверьте, в вашем случае нет средства лучше, чем стопка водки, да редька, перетертая с медом… И я настаиваю лично попотчевать вас этим!

— О, ваше величество, я польщен… — посол испуганно заозирался.

— Вот и славно! Василиса, ступай же и накажи, чтобы принесли мне водки да редьки тертой и непременно с медом! — распорядилась Елисавета Петровна, обращаясь к одной из баб, обряженных в русский сарафан да платок.

Та вздохнула и сразу же запричитала.

— Ох, государыня, матушка вы наша, водку-то сыщем, а вот редьку… её ж на меду настаивать надобно!!

— И что? — холодно переспросила императрица. — Хочешь сказать, что в империи моей тебе редьки на меду не найти?

Васились споро бухнулась на колени.

— Нету редьки! Давешнего дня Алексей Григорьевич ею водку закушать изволили!

— Ты еще и Алексея Григорьевича приплела? Ах ты! — государыня хлестнула девку по щеке.

— Лизонька. Полно тебе, голубушка, — миролюбиво проговорил Рассумовский.