– А как же Маруся? Бросишь ее на произвол судьбы?
– Нет! Нельзя… Езжай к Диди. Все расскажи!
– Все? – удивился Лешич.
– Нет, конечно, – поправилась Тарусова. – Объясни, что ты случайно ехал мимо, заметил Осетрова с шампанским и проследил. А про меня ни слова! Дай-ка и мне папироску.
– Ты разве куришь?
– Еще нет, но сейчас начну. Говорят, думать помогает.
Прыжов продул гильзу, прикурил, отдал Сашеньке, та затянулась. К своему удивлению, не закашлялась, однако тут же закружилась голова.
– Может, все-таки зайдем? – грустно предложил Прыжов, кивнув на комнату.
Сашенька покачала головой:
– Нет, Лешич, прости. Мне надо идти.
– Я провожу!
– Нет! Мне хочется побыть одной.
– Я понимаю…
– Заставь Диди съездить к Антипу. И Марусю пусть к нему прихватит!
Глава двенадцатая
В намоленных стенах церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, что на углу Малого и Седьмой линии, наваждение отступило.
В какую бездну Сашенька едва-едва не свалилась! Каких мук избежала, справившись с минутным искушением!
Выйдя из храма, Сашенька не спеша, по теневой стороне Малого проспекта, добрела до набережной.
Нева в конце пути под собственной мощью разрывается на пять рукавов. Три меньших окаймляют Крестовский, Каменный и Елагин острова, а меж главных раскинулся Васильевский. Именно здесь по приказу Петра Первого когда-то вырыли каналы, по которым несчастные жители были вынуждены передвигаться на лодках. После смерти взбалмошного императора каналы сразу засыпали. Какая, к чертям, Венеция в местах, где полгода зима?
От речки пахло тиной. Красавицы чайки, переговариваясь на бесноватом своем наречии, кружили над водой и кучами мусора, неизбежными у всякой пристани. На другом берегу зеленела садами Петербургская сторона.
Петербургская! Именно здесь убили Сидора, Пашку Фо, здесь же живет преступник – купец Осетров.
Мысли, блуждавшие до того момента по закоулкам переживаний, вернулись к Муравкиным. Лешич, поди, уже доехал на Сергеевскую и огорошил Диди. Тот сейчас спешно одевается. Хватит ли ему терпения дождаться ухода Осетрова? Сталкиваться с ним опасно! Выслушав Марусю, Диди помчится к Антипу. Расскажет ли тот правду? Если увидит жену – непременно.
Завтра, уже завтра Осетрова изобличат. Сашенька живо представила себе допрос Маруси на суде, после которого ревнивая супруга Калины Фомича…
Черт побери, а собирается ли Аграфена Минична на заседание?
Надо срочно переговорить с Прошкой!
Вспомнив, что не завтракала, Сашенька купила калачей. Один съела сама, другим покормила голубей, которых попытались отогнать чайки. Пришлось угостить и их.
– Добрый день!
Прошка от страха спрятался под прилавок. Пришлось Гурию, второму приказчику, отложить полотно, которое обмерял аршином, и броситься Сашеньке навстречу:
– Нельзя-с, нельзя-с, сударыня. Хозяин запретил вас пускать!
– Но ваш хозяин еще не знает, куда я поступила на службу! – Княгиня огляделась по сторонам.
Где же Прошка?
– А куда? – спросил любопытный Гурий.
– В Александрийский театр. – Сашенька, пока шла по мосту и Большому проспекту, на всякий случай придумала предлог. – Там решили ставить «Пиквикский клуб» Чарлза Диккенса. Слыхал про такого? Великий писатель! Скончался этим летом.
– Мои соболезнования-с, – пробормотал Гурий, окончательно сбитый с толку посетительницей.
Что ей надо? У них ведь не похоронная лавка!
– Для постановки нужны костюмы английской ткани. Много, не меньше сотни!
– Тогда к вашим услугам, мадам-с, – очнувшийся Прошка выскочил из-за прилавка.
– Но Калина Фомич… – попытался напомнить ему Гурий про запрет.
– Помню, помню, но ты слыхал – сотню костюмов хотят!
– Попадет нам! – покачал головой приказчик.
– Я ведь и к другому купцу могу сходить. Говорят, такими же тканями торгу…
– Нет-нет! Я все вам покажу-с! – услужливо улыбнулся Прошка. – Гурий! Сходи-ка в подвал, книга мне нужна за прошлый год.
Сашенька проводила взглядом Гурия, через боковую дверь скрывшегося внутри дома.
Прошка тут же перешел на шепот:
– Зачем пришли? Я сильно рискую. Гурий все-все хозяину докладывает!
– Я нашла Марусю. Как мы и думали, Осетров ее к сожительству склонил! Надо, чтобы Аграфена Минична на суд завтра пришла.
– Она болеет, из дома редко выходит.
Дверь, в которой скрылся Гурий, внезапно открылась:
– Прохор Митрофанович, я позабыл – какой нужен год? Позапрошлый?
– Прошлый! – раздраженно крикнул старший приказчик.
– Надо! Очень надо! – прошептала ему Сашенька, когда шаги Гурия снова стихли.
– Не знаю, что и придумать, – покачал головой Прошка.
– Ты этой лавкой хочешь владеть? – жестко спросила Сашенька.
Рябой сглотнул слюну.
– Значит, действуй! А мне пора…
– С Дондрыкиной говорили? – спросил напоследок Прошка.
– С Дондрыкиной? – удивилась Тарусова. Ах да, невеста Пашки. Она про нее и забыла. – Нет! И, честно говоря, не собираюсь. Что она может знать?
– Не скажите… Дондрыкина с Калиной на ножах. Может подсказать, за что еще Фомича в тюрьму можно упрятать. Вдруг у меня с Миничной не получится?