Я очень чувствую их робость по отношению к «большой американской жизни». И общаясь с такими людьми, – а священникам приходится входить в обстоятельства жизни многих людей, особенно посредством исповеди, – я очень жалею, и вместе с тем восхищаюсь этими людьми, которые в силу определенных обстоятельств оказались на чужбине, и в тех условиях, в которых они живут, при том, какой стресс они испытывают ежедневно, при этом они не опускают руки и стремятся и к духовной жизни, и к помощи другим. Это удивительно, на самом деле. Но чувства… у меня сейчас они поутихли. Три года – это все-таки срок. Теперь я могу об этом спокойно сказать: первое время, знакомясь с приходом, исповедуя людей, было чувство грусти и подавленности. Когда соприкасаешься с таким количеством случаев неустроенности, неблагополучия… Очень много с весьма грустными историями. Тогда действительно я был под очень сильным впечатлением. А сейчас три года прошло, и хотя я не могу сказать, что я стал циничным, у меня, как у одного из них, прошла вот эта адаптация, состояние шока, которое было, когда я приехал в Америку. Я же тоже могу себя рассматривать таким, как они, приехавшим в Америку, в другую языковую, культурную среду. Не только они, но и я тоже проходил эту адаптацию. У меня тоже лично было много вопросов, недоумений, непониманий, неприятия. То есть ты сам в состоянии шока, а еще слышишь такие же истории. Но тебе, как священнику, как-то надо утешить человека, как-то поддержать его. А как ты его будешь поддерживать, когда ты сам находишься в растерянности. Три года – это все-таки тот срок, когда самому священнику удается хотя бы немножко найти равновесие, такой покой, какую-то уже уверенность, небоязнь, по крайней мере, того, что происходит вокруг меня – в городе и т. д. И поэтому сейчас мне намного легче общаться с прихожанами, уже есть чем поделиться из собственного опыта, что очень важно для священника. Потому что речь идет не о том, что нужно молиться, трудиться и делать добро людям. А что ты можешь, исходя из своего опыта, посоветовать вот этому человеку, который находится сегодня в таком состоянии, в котором я находился, допустим, год назад. Вот этот опыт мне уже помогает общаться с такими людьми и понимать их, поддерживать. И это к вопросу о том, как люди себя ощущают. Кто-то, конечно, безусловно, уже неплохо стоит на ногах. Кто-то уже переехал из грязненьких районов в более интересные районы города. Но таких немного.
Интервьюер
:Иеромонах Никодим
: Задачи и цели прихода нам пришлось изучать и формулировать уже в процессе нашего служения. Никаких прописанных или хотя бы устных задач о том, что нам надлежит здесь сделать, от наших предшественников или от священноначалия мы не получали. Это все было сделано в реальном времени. И знакомство, и формулирование целей, и их реализация. Все это было сразу сделано на практике. В первую очередь я хочу сказать, что благодаря владыке Юстиниану и я стараюсь никогда не забывать об этом: приход – это прежде всего евхаристическая община. Поэтому если нет этого понимания, то все другие цели и задачи, которые бы ни ставило перед собой духовенство храма, будут уже несколько непонятными. Если нет главного, единственно верного, подлинного смысла существования любого прихода, то другого ничего не будет. В первую очередь это евхаристическая община.