Приходи в воскресенье

— Катись-ка ты отсюда, Аршинов! — сказал я. Мне противно было слушать его.

— Я думал, к скатерти-самобранке пригласишь… — улыбка его стала кислой. — Надо же такой выстрел отметить!

Под моим пристальным взглядом он вдруг забеспокоился: опустил глаза, провел толстыми пальцами по стволу, закряхтел и даже переступил с ноги на ногу. Мне иногда говорили, что в гневе взгляд у меня бывает жуткий, но я этого не видел. В гневе мне никогда не приходило в голову посмотреть на себя в зеркало. Как-то было не до этого.

— Ну я пошел, а ты это… отдыхай… — бормотал Генька, виляя глазами. — Тут еще неподалеку отличное озерко…

Я взял его за патронташ и притянул к себе. Голубые глаза его заметались, левая щека несколько раз дернулась.

— Я тогда при Алле ничего тебе не сказал, — медленно ронял я тяжелые слова. — Не хотел, чтобы она узнала, какая ты на самом деле сволочь… Ведь ты телеграмму от Рыси не позабыл мне передать. Ты нарочно ее утаил. И Рысь обманул. Когда она приехала из Риги, ты сказал ей, что я вообще из этого города уехал. К другой девчонке… Ты смолоду был подонком и сейчас таким же остался! Я вот все думаю: совесть тебя не гложет? По ночам ты спокойно спишь? Не снятся тебе кошмары, а, Генька Аршинов?!

— Да ты что?! Пусти, говорю!.. — Генька попятился, и я отпустил его. На свободе он почувствовал себя увереннее. Встряхнул ружье на жирном плече, поправил на плешивой голове фуражку. Приосанился. И только после этого взглянул на меня. Маленькие глазки его ледянисто поблескивали, черные густые брови сошлись вместе.

— Чего ты все время привязываешься ко мне с этой, как ее… Рысью. Сам же сказал, что она померла? Мало ли что мы по молодости начудили? Как говорят, молодо-зелено… Чего ворошить былое? Я бы тебе тоже мог кое-что вспомнить…

— Вспомни, — сказал я. — Это очень интересно.

— Рысь, Рысь… Я уж позабыл, как она и выглядела!

— А я еще считал тебя своим приятелем… Какой же я дурак был!

— А ты что думал: я приду к тебе и скажу, мол, отвали Максим, мне твоя девчонка нравится?

— Это было бы честнее.

— Гляжу я на тебя, солидный человек, директор завода, а рассуждаешь, как мальчишка… Больше двадцати лет прошло. У меня жена, трое детей. Да разве умно теперь горячиться из-за какой-то девчонки, которая нам обоим нравилась?

— Какой-то… — усмехнулся я. — Заскорузлая у тебя душе Генька, если вообще она у тебя есть…

— Про какую-то дурацкую телеграмму вспоминает… Может, и утаил, не помню… Вспомни лучше, как ты с дядей Корнеем и Швейком на вокзале ящики воровал! Про это не вспоминаешь!

— Я дядю Корнея на чистую воду вывел, — сказал я. — Ты действительно все забыл, Генька…

— Столько лет прошло, — бубнил он. — Полжизни прожито! Мы стали совсем другими…

— Нет, Генька, — перебил я. — Ты не изменился: был подонком и остался им…

— Такими словами бросаться…

— А то что? — усмехнулся я, поняв, что разговаривать с ним бесполезно. Таких, как Аршинов, ничем не прошибешь.

— Иди к своей… развлекайся… — нагло ухмыльнулся он. — Небось заждалась…

— Я ведь могу и по морде дать, — сдерживаясь, спокойно сказал я.

Генька поверил, проворно при его тяжелой фигуре повернулся и, чмокая сапогами, зашагал к березняку, что начинался сразу от озера. На опушке обернулся, видно, хотел что-то сказать, но раздумал.

Потом, немного позже, все, что он, по-видимому, хотел сказать, он сказал. Только не в глаза и не мне…

Снова вывернул из-за березняка ветер и взбаламутил, воду. Заскрипел, защелкал прошлогодний высохший камыш, просыпая коричневую труху.

— Что же ты не пригласил его к нашему столу? — снизу вверх глядя на меня, спросила Юлька, когда я подошел.

— Еще влюбишься, — усмехнулся я.

— Ты ревнивый?

— Как Отелло!

— Ну, тогда ты пропал, — улыбнулась она. — Я на редкость непостоянная.

— Я тебя задушу, как Дездемону, — сказал я.

— Теперь это не модно. Не в духе времени.

— Я что-нибудь другое придумаю, — мрачно пообещал я.

— Я тебя совсем не боюсь, — рассмеялась она.

— Юля, давай никогда не будем ссориться, — с жаром сказал я. — В жизни и так хватает всякого… и хамства, и жестокости, и подлости…

— Этого я тебе, дорогой, обещать не могу, — сказала она. — У меня ведь скверный характер…

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

1

Хотя я и ждал, что гроза вот-вот разразится над моей головой, первый удар грома застал меня врасплох. Как ни готовишься к беде, она всегда нагрянет неожиданно. Основной цех полностью переключился на производство новой продукции, которая в государственный план не засчитывалась. За апрель и май завод, естественно, недовыполнил план. Причем в мае почти на тридцать процентов, а это уже было настоящее ЧП. Из Главка министерства посыпались тревожные звонки и телеграммы. Я выкручивался изо всех сил: обещал в ближайшее время ликвидировать прорыв, придумывал разные причины, вплоть до того, что ссылался на весеннюю распутицу, из-за которой невозможно своевременно доставлять на завод из карьеров необходимое сырье…