Этот дождь полил не внезапно – о нет, всё к тому шло: весь день стояла духота, сушь, воздух накалился до задыханья, до невозможной пыльной густоты, обморочной дрожи, это чувствовалось даже дома, даже до форточки долетали сухие клубы пыли – и к вечеру, когда она выкатывала велик из подъезда, ее встретил гулкий ветер, предгрозовой; по земле быстро катились обрывки бумаг, птицы прометывались косо, низко, задевая двор.
– Гриша, Таня, Митька, домой! – неспокойно выкрикивали из окошек мамы.
Все, все почувствовали, но ветер дул, он уведет, он оттолкнет тяжелую тучу – вперед!
Аня ехала изо всех сил – тут же оказавшись так сладостно далеко от дома; солнце скрылось, небо потемнело, громыхнуло, первые круглые капли огромного размера упали на голые руки, и – мгновенно – обрушился ливень. Но поздно, поздно ей останавливаться! Она только прибавила ходу. Небо полыхало, взрывалось, сыпало катящимися железными шарами. Асфальт засверкал, наполнился чистыми лужами, колеса резали их точно напополам, но с каждой секундой лужи делались глубже, велосипед вяз в сияющей, кипящей воде, сквозь завесу дождя и обрушившуюся темноту ничего не было видно, даже машины испуганно замерли – ехать стало невозможно. Она катила по широкому проспекту одна, в хлещущем по плечам плотном светлом потоке, глотая летевшую в лицо воду, завороженно глядя на золотые вспышки в небесной сиреневой тьме. Велосипед уже не справлялся, уже не вез – со всей силы колесо наскочило вдруг на какое-то невидимое препятствие, она полетела вниз. Вода не смягчила удара, на руке и коленках проступила кровь.
Высвободив ноги из-под велосипеда, она переползла с камня на газон. Горько всхлипнула, ноге было больно. Посидела, сжавшись, полизала кровавую коленку – рана была, в общем, нестрашной, красный ручеек ослаб – наплевать! Гроза начала глохнуть, но дождь так и стоял стеной. Аня легла на зеленую траву, водянистую, размягченную дождем землю, чувствуя ее холод, но не мерзла, горячая от езды. Дождь бил по животу и лицу, бил по ней, как не по человеку, – пусть, пусть, так даже лучше, так справедливей. Она стала молиться: дождь, прекрасный, сильный, истреби, уничтожь меня побыстрее, о великий и самый мокрый на свете бог, не могу так больше, не могу дальше жить, сгнои, вомни мое тело в землю, убей меня поскорее, это всё, о чем я прошу!
Но дождь не услышал. Он вдруг начал слабеть и перестал. Все как будто только этого и ждали, словно притаившись, подстерегали в убежище, и не успели упасть последние капли, как шумно помчались, загудели сияющие машины, повылезли люди, Аня подняла своего коника из грязи – вот и всё, поехали домой.