– Это было в то время, когда люди уже увидели, как трудно служить Богу в этом прокаженном, уродливом мире, за руки и за ноги оттягивающем от мира духовных наслаждений, – начал он тихим, проникновенным голосом, так что Сонечка даже отставила вазочку с мороженым (уже вторую по счету), – и побежали прочь. Они уходили в пустыни, горы, рыли себе подземелья, строили убогие лачуги и жили там, скрывшись на долгие годы от человеческого слова и взгляда, изнуряя свое тело подвигами жесточайшей аскезы, сжав душу тисками молитв. Это были лучшие из лучших, честнейшие из честнейших, отважнейшие из смелейших. Весь мир не был их достоин, а они прятались, скрывались, как преступники, потому что мир гнал их кнутом зла и порока, вытеснял и выдавливал их прочь, не умея ужиться с этой великой чистотой и дивной святостью. И вот один из таких провел в своей пещере многие годы. Он был благородной фамилии, из богатого и славного александрийского дома, но пренебрег всем. Из гибкого бодрого юноши он успел превратиться в седого старца, сморщилась его кожа, и ослабло тело. Его подвиги стяжали ему славу не только среди людей, которые, прослышав про подвижника, начали стекаться к его пещере за советом и утешением, но и славу небесную. Мир невидимый был открыт его духовному взору. Он видел ангелов, говорил с Богом просто, как с собственным другом, небесные видения не раз посещали отшельника. Но странное дело: чем дальше он подвигался к совершенству, тем сильнее его мучили неясные сомнения и даже страхи. И вот однажды он обратился к небу с вопросом, который занимал его всё сильнее: «Господи, какой меры я достиг?»
Сонечка слушала его не дыша, так, будто понимала и чувствовала каждое его слово. Официант, до того время от времени подходивший к молодым людям и интересовавшийся, не нужно ли чего, больше не приближался.
– Долго медлил Господь с ответом, – продолжал Слава, – шли дни и месяцы, а подвижник всё не получал желаемого. Изо дня в день неустанно повторял он свою просьбу, исповедуя Господу жажду узнать, к какой ступени духовной лестницы он прикоснулся, пока наконец не был услышан. Как-то ночью подвижник ясно различил голос, говорящий ему: «Иди в ближайший к твоей пещере большой город. Первый человек, с которым заговоришь, выше тебя». Как всякий опытный и осторожный пустынник, он не стал спешить, желая удостовериться в том, что голос, услышанный им в ночи, истинный. Но еще дважды те же слова раздались в его сердце, и дважды прозвучало то же странное заверение: «Первый человек, с которым ты заговоришь, выше тебя». Только тогда, ничего не взяв с собой в дорогу, ранним утром старец отправился в путь.
К середине третьего дня он приблизился к городу и, движимый неясным опасением, решил до поры хранить молчание и ни с кем не вступать в общение без нужды. Воля его была закалена, но сердце было нежно и мягко. Вступив в город, старец увидел женщину, идущую по дороге с тяжелой корзиной. Женщина еле несла свою ношу, часто останавливаясь и тяжело вздыхая. День выдался знойный, солнце палило, пот в три ручья струился с несчастной. Молча он подошел к ней и положил руки на корзину, чтобы помочь. Но женщина только громко закричала, решив, что подвижник хочет отнять поклажу. Никого не было вокруг, старец тянул корзину к себе, а женщина кричала. Наконец, желая утешить ее, подвижник сказал: «Не бойся, мне ничего не нужно, я только хочу помочь тебе». Женщина смолкла, оглядела его с головы до ног и отдала ему свою ношу. Молча подвижник донес ее до указанного места, молча поклонился женщине, жестами отказался от платы и, лишь отходя прочь, понял, что уже успел поговорить с ней на дороге, в самом начале встречи. Подвижник повернул назад и постучался в дверь дома, куда, как показалось ему, вошла эта женщина. Ему долго не открывали, но он был настойчив. Наконец дверь распахнулась, на пороге стояла та же женщина, но одетая уже иначе… Бордель! Настоящий бордель это был.
Старец был потрясен, пытался расспросить ее про подробности ее жизни, но узнал немногое. «Стыжусь я открывать тебе, по виду монаху и незнакомому человеку, подробности нашего ремесла», – отвечала женщина на все расспросы, и, опечаленный, подвижник вернулся к себе в пещеру ни с чем.
Несколько дней он прожил точно в оцепенении. Ведь это был его первый выход в город за многие годы. Но, придя в себя, стал просить Господа о вразумлении.
– В чем же она превзошла меня, Господи? – вопрошал недоуменный старец.
На этот раз ждать ему пришлось недолго.
«В смирении и любви» – вот какой ответ услышал он с неба.
Слава умолк. Подозвал официанта, заказал себе зеленый чай… Соня сидела не шевелясь, опустив глаза и не смея поднять их на юношу.
– Сонечка! – прошептал Слава. – Что с вами?
Сонечка подняла глаза. Смирение и любовь сияли в них – так показалось Славе, и ошибиться он не мог! И вновь ему почудилось, будто где-то он уже встречал эту девушку.
– Я вас люблю, – просто сказал Слава. – Выходите за меня замуж.
– Когда? – поинтересовалась сразу ожившая Соня.
– Прямо завтра.