Атмосфера атональности, предъявляющая жесткие требования к скорости смысловых обменов, позволяет «обналичить» скрытый прием текстопроизводства и, соответственно, попробовать свои силы в искусстве метафизической модуляции любой банальности.
Допустим, мы выбираем сквозную метафору садоводства. Обозревая ее тезаурус, составляем список того, что может пригодиться. По мере пополнения списка подсказки обнаруживаются сами собой. Садовый нож, средства защиты от вредителей (инсектициды), процесс культивирования, плодоносность теории, преждевременный незрелый плод, удобренная почва как наследие предшествующих поколений… Что-то уже вырисовывается, но смутно, требуется еще то, что Кант называл «Mutterwitz» — природной сообразительностью, лежащей в основе способности суждения. Искусство подведения под схему не поддается имитации, даже если огласить и выучить весь список. Но при наличии некоторых навыков распознавания и классификации философских дискурсов со списком можно плодотворно поработать.
Вот метафора прививки: она актуализирует целый смысловой пласт. Можно, например, вспомнить, что жизнеспособность вида (и индивида тоже) обеспечивается прививкой дикорастущих сортов — в противном случае наступает «усталость» и вырождение. Обратившись к метафизическому чутью, синтезируем ключевой термин:
Прежде всего мы видим, что и культуры, и цивилизации, и смертные индивиды, субъекты истории, социальности и самой метафизики, должны пройти проверку на освоение чужеродности. Чужие смыслы, извлеченные из контекста, могут быть отвергнуты, могут не привиться, засохнуть, зачахнуть — но только они дают шанс жизнестойкости и истинной плодоносности. Культура как таковая повторяет путь культурного растения — ей недостаточно самооплодотворения, необходима еще инъекция извне, вторжение чужеродного, которое, вслед за Гегелем, мы и определим как «свое иное».
Обратимся теперь к следующему образу —
Далее в образном строе может найтись место для запущенного сада и для сада камней, когда мнимая небрежность, «спонтанность» придают должную глубину философскому тексту. Философия нередко предстает в виде
Метафизика всегда прибегала к явным или неявным подключениям вспомогательного смыслового ряда к строю своей аргументации, а иногда и решающей интуиции. Маркс, например, любил кладбищенскую метафору: у него то и дело встречаются душеприказчики, могильщики, призраки, бродящие где попало, и прочий покойницкий антураж, поразивший воображение пролетариата. Но настоящий прорыв в технологии осознанного применения «списков для подглядывания» начинается с Жака Деррида и его книги «Почтовая карточка», где дано развернутое приложение терминов почтовой связи для «нового прочтения» традиционных проблем европейской метафизики. Под влиянием этого текста написана «Телефонная книга» Авитал Ронелл (выяснилось, что телефон прекрасно работает в качестве инструмента философии), а затем и множество других текстов, весьма различных по своей содержательности.
В принципе любая вещь в историческом разрезе может послужить делу философии, не исключая и паяльной лампы. Это как раз о ней писал Норберт Винер: «Для того чтобы генерировать новые идеи, не требуется никакой гениальности, для этого достаточно паяльной лампы с ее шумовым эффектом. Признак гения — это умение отсеивать ненужное». Вообще говоря, все упирается в натренированность метафизического слуха и вкуса. И ничто так не изощряет эти способности, как навык путешественника.
Предлагаемый путеводитель содержит лишь некоторые ориентиры для метагеографического путешествия. Ясно, что каждая из провинций несобственной философии достойна более подробного картографирования, тем более что и границы этих земель весьма изменчивы. В частности, интересно было проанализировать результаты недавней экспансии made in USA.