Прикладная метафизика

Скажем, идиотизмы Хаббарда, Карнеги, Роджерса и других служителей культа keep smiling долгое время оставались региональным американским блюдом, разновидностью духовного бигмака. Затем началась послевоенная экспансия в Европу, и вот наконец передовой отряд дианетики высадился и в России, составив определенную конкуренцию чумакователям и отбив у них часть клиентуры. Средой, где проросли чахлые посевы Карнеги и Хаббарда, стали новые конторские служащие, отколовшиеся от философствующих соседей. Прежде их принято было называть «приказчиками», но теперь они дилеры, брокеры и дистрибьютеры: соответственно, всю их совокупность можно назвать общим именем «бройлеры». Бройлерные премудрости (для них тоже есть подходящий собирательный термин — «гузки Буша») столь же далеки от философии, как и общие места здравого смысла; по метафармакологической шкале они суть самые дешевые анаболики. И тем не менее они заслуживают исследовательского интереса, хотя бы в том же ключе, что и адаптированные издания классической литературы для детей с умственной отсталостью, предпринимаемые в рамках программы ЮНЕСКО.

В отличие от бройлеров, верхняя прослойка российского бизнес-сообщества (собиратели первоначальных капиталов и инициаторы ответственных решений, способные отвечать за базар) к похлебке из гузок Буша относится с презрением. Они исповедуют корпоративную философию братвы, своего рода криминальный экзистенциализм, где ключевыми терминами являются «фарт», «пруха», «за падло» и другие емкие понятия из сферы конкретно-всеобщего. Криминальный экзистенциализм практически не исследован, что даже странно, учитывая его несомненную близость к внутренней философии. Духовная нива братвы еще ждет неутомимых путешественников.

Наконец, любопытную и перспективную для исследования нишу представляет собой «философия зеленых», куда перекочевало немало прежних стражей духовности. Но ее, конечно, лучше изучать в Европе, где эта несобственная философия вошла в свою высшую и последнюю стадию, в стадию экологического маразма — что и позволило ей стать господствующим мировоззрением.

ВЫБОР ВАМПИРА

Заставка

Сегодня знакомство с ними начинается, как правило, с киноэкрана. Вампиры — так называются существа, прокусывающие горло или впивающиеся в кожу, чтобы испить крови. С образом вампира связана более или менее устойчивая атрибутика: клыки, ногти-когти, связки чеснока и осиновый кол.

Следует признать, что кинематограф сделал вампира одним из героев современности — от «Носферату» до «Интервью с вампиром» сотни фильмов выстроены вокруг влекущей к себе фигуры, чье бытие нас чем-то глубоко волнует. Чем? В соответствии с принципом остранения В. Шкловского хотелось бы спросить: почему столь существенна разница между двумя дискретными фирменными приемами — с одной стороны, персонаж Стивена Сигала, в каждом фильме особым эффектным движением ломающий конечность своему противнику, и с другой — обобщенный персонаж, впивающийся зубами в живую человеческую плоть? Почему в первом случае речь идет о нюансе, а во втором — об особой манифестации сущего, пугающей и одновременно манящей?

Кинематограф изъял вампира из задворков культуры, пусть даже посредством маргинального киножанра. Только за последние десятилетия Роман Полански, Коппола, Тарантино с Родригесом и ряд других известных режиссеров отдали должное вампириософской тематике, и флер иронической стилизации не должен вводить в заблуждение — речь идет о повороте к достаточно серьезным исследованиям, венцом которых на сегодняшний день является книга Джелала Тауфика[1].

Выбор аспектов

Исключительно важным представляется угол рассмотрения проблемы. В зависимости от того, будет ли задействована антропология, культурология или семиотика (например, семиотика кино), рассмотрение может получиться более или менее содержательным. От сделанного выбора зависит и научный статус исследования — что весьма существенно для столь необычного предмета.

Учитывая как раз необычность поля исследования, лучше всего выбрать самый радикальный ход. В некоем предельном аспекте рассмотрения вампир будет фигурировать как метафизическая конструкция, которая, будучи активизированной, несет в себе свой собственный метод. Не как сущее, рассматриваемое извне и наделяемое в зависимости от точки обзора набором региональных признаков, а как центр возможной рефлексии, движущийся наблюдательный пункт, позволяющий фиксировать не только исходящие, но и входящие впечатления. Семиотика, фольклористика, отголоски исторических преданий Трансильвании и Валахии — все это приобретает совсем иной смысл, если всматриваться через собственную смещенную оптику вампира. Датчики тепловизора способны зафиксировать контуры иной, непривычной метафизики, не говоря уже об очертаниях социальнопсихологической ниши, исторически меняющейся (порой до неузнаваемости) среды обитания. Лучшим исследовательским девизом здесь могут быть приспособленные к случаю слова Флобера: «Носферату — это я!»

Поправка на кровь