Приключенья Стрельца (СИ)

   Мать задыхалась, перебирала старые фотографии.

   За удержание переправы через Северский Донец весь её батальон был награждён медалями "За отвагу", которые по военному времени никто не получил. Маркин говорил матери -- напиши в Министерство Обороны, пусть пришлют награду. Мать отвечала -- неудобно выпрашивать, не я же стреляла, напишу, может, когда-нибудь.

   Так и не написала.

   Он зашёл к отцу и сообщил о себе и казачке.

   -- Я ждал, что ты придёшь. Однако мама моей помощи не примет. И дело не только в этом. Бывает, чувства проходят. -- Отец помолчал. -- Но это твоя жизнь, Лёня. Тебе решать.

   Жена отца была десятью годами его моложе.

   Пока мать сопровождала маршевые эшелоны, отец, как не достигший призывного возраста, копал котлован на химкомбинате в Саратове. Потом отца обучили на пулемётчика -- две пули на каждый метр сектора обстрела! -- но ни одного немца, как ни хотел, не успел убить, и закончил войну во взятом другими Кёнигсберге.

   Он написал заявление на увольнение.

   Медведев, не поднимая головы, черкнул на листе -- возражаю! Потом посмотрел исподлобья поверх очков.

   -- У Жосана был?

   -- Был.

   -- Работу себе нашёл?

   -- Почти.

   -- Не торопись, а то застрянешь ни здесь, ни там. У тебя, конечно, и прописки ещё нет. Возьми с января дней десять без содержания. Уладишь дела, определишься -- договорюсь с кадрами. Отпустим в любой момент.

   Маркин понимал -- Медведев заботится не о нём... Подумал и согласился:

   -- Спасибо.

   Городской клуб туристов звал на ёлку в заснеженные Карпаты.

   Маркин писал о желании скоро прикоснуться, казачка ответила -- а мне уже ничего не хочется.

   Он потрясённо догадался -- у неё полностью прекратились месячные, загадка которых его умиляла, потому что она была женщиной. Она перестала ею быть.

   Небеса оказались жестокими к ней и к нему. Ей шёл сорок третий год. А она писала невозможное -- женись и приезжай с женой в гости, мы будем рады вас видеть; когда-нибудь я приеду в Кишинёв и пройдусь по знакомым нам местам...

   Он понял недосказанное -- я могу отдать тебе всю нежность, но этого недостаточно; тебе стоит позаботиться о себе.

   Она хотела ему счастья.

   Он чуть не выл -- идиот! Он тут беспечно валандался, когда утекали его мгновения, не думая, что это рано или поздно случится. А надо жить с женщиной, которая по сердцу; хоть час да наш. Обнять её, и будь что будет. Лишь бы целовать давала, да куда она денется. И так поженимся. Что-нибудь придумаем. Надо ехать и оставаться.

   Дал телеграмму -- приеду! Казачка не отозвалась.

   Внезапно слегла мать и больше не вставала. Прогноз был плохой. Операция ничего бы не дала. Требовались уход и дорогие лекарства.

   Он сообщил о болезни матери. Ростов молчал. По вызову на телефонные переговоры она не явилась. Он позвонил от деда Ромы по межгороду старшему её брату.

   -- ...Нет, она здорова, разве что не в настроении. ...Извини, передавать ничего не буду. В ваши дела я не суюсь и не участвую. Разбирайтесь сами.

   Он звонил её сестре.

   -- Приезжать не надо, Лёня. Она против. И не пиши. Ей и так трудно.

   Телефон младшего брата он не помнил.

   Их телефонные номера, показалось, чуть ли не моментально стали недоступными; наверное, сменились. Станица заняла круговую оборону. И руководила этой обороной правнучка кузнеца, сейчас, в темноте, глотающая слёзы на подушке. На этой подушке они лежали вдвоём.

   Он писал и на дом, и на телецентр с указанием фамилии и должности. Служебного телефона с выходом в город у неё не было. Вежливое письмо на бланке Ростовского телецентра попросило впредь частную корреспонденцию не присылать. Она касалась его листков, она его слышала. Уже два телецентра знали об их отношениях.

   Казачка молчала. Она работала, готовила еду дочери и давала ему время.

   Мать кричала от боли. Не выносила дневной свет. В его сознании стали путаться дни и ночи.

   Он оставался один, без казачки и без матери.

   Мать чувствовала его ношу.

   -- Это жизнь. Ты не виноват. Поплачь, сынок, мужчины тоже плачут.

   А он не мог. Он спрашивал кого-то рядом -- за что?

   Ангел Маркина невидяще глядел на низкое бесснежное небо.

   Участковый терапевт, сослуживец матери, принёс болеутоляющее. Маркин прочёл аннотацию и посмотрел на врача:

   -- От него возникает зависимость...

   -- Да, зависимость возникает. Но сейчас главное облегчить страдания. Стать наркоманкой ваша мать уже не успеет.

   Сашка прислал сигнальный экземпляр книги -- отзывы хорошие, ждём продолжения! -- и новый телефонный справочник по Ростову. Ни казачка, ни её родные в нём не значились.

   Виделось в коротком ускользающем сне -- он приезжает в утренний, малолюдный Ростов в командировку, а из подземного перехода навстречу поднимается она в вишнёвом платье с летящими рукавами.

   От отчаяния он сблизился с присланной отцом, когда он уже валился с ног, молодой аккуратной сиделкой. По необходимости подменяя друг друга по уходу за матерью, они много времени проводили вместе, спали в одной комнате, и как-то само собой... А может, он искал в ней казачку.

   Сиделка залетела с первого раза. Из-за казачки он отвык предохраняться. Но и потом от близости она не отказывалась -- не уходи, уже всё равно...

   Мать догадывалась: