Приключение Гекльберри Финна

Нор этих в подвале оказалась уйма, мы с ними битый час провозились, но запечатали их  на совесть. А после слышим: шаги на лестнице. Мы задули свечи и спрятались. И смотрим: идет старик – в одной руке свеча, под мышкой другой тряпье всякое, а вид у него такой отсутствующий, точно он и не старик никакой, а позапрошлый год. Побродил он по подвалу, точно во сне, одну норку осмотрел, другую – в общем, все обошел. Потом постоял минут пять, свечное сало ему на руку капает, а он и не замечает, потому как задумался крепко. Но, наконец, медленно повернулся и так же сонно побрел к лестнице, говоря:

– Ну хоть убейте меня, не помню, когда я их заделал. Ладно, пойду, скажу ей, что с крысами я не виноват. Хотя нет, не стоит, она все равно не успокоится.

И поднялся, продолжая бормотать что-то, по лестнице. Замечательный был старикан. Да он и сейчас такой.

А Тому все ложка покоя не давала, он сказал, что надо нам как-то завладеть ею, и задумался. И, придумав, объяснил мне, как мы это сделаем, и мы пошли на кухню, подождали около корзиночки с ложками, а, когда услышали шаги тети Салли, Том принялся пересчитывать их, укладывая рядком, а я одну в рукав спрятал. Том и говорит ей:

– Тетя Салли, а ложек-то все-таки девять.

Она отвечает:

– Иди поиграй, не приставай ко мне. Я лучше тебя знаю, сама их пересчитала.

– Да и мы пересчитали, тетенька, целых два раза – девять и все тут.

Видно было, что она еле сдерживается, но ложки считать, тем не менее, начала – да и кто бы не начал?

– Ну это ж надо! Господи прости, опять девять! Чума на них, что ли, напала, на эти ложки? Погодите, я их еще раз сочту.

Я подкинул в общую кучку ту, что в рукаве держал, и тетя Салли снова пересчитала ложки и говорит:

– Чтоб они пропали, проклятые, опять их десять! – и лицо у нее становится обиженное и озадаченное. А Том говорит:

– Нет, тетенька, быть того не может.

– Ты что, олух, не видел, как я их считала?

– Видел, и все-таки…

– Ладно, пересчитаю опять.

Я, разумеется, снова одну стянул и получилось их девять, как в первый раз. Ну, ее чуть удар не хватил – аж затрясло всю. Однако она продолжала и продолжала пересчитывать ложки и до того запуталась, что иногда и корзинку за ложку считала и получилось у нее три раза правильно, а три неправильно. Кончилось тем, что схватила она эту корзинку и запустила ею через всю комнату, и корзинка из кошки дух вышибла, а тетя Салли велела нам убираться и оставить ее в покое, и если, говорит, вы мне до обеда хоть раз на глаза попадетесь, я с вас шкуру заживо спущу. В общем, ложкой мы завладели и, пока тетя Салли шумела, прогоняя нас, мы сунули эту ложку в карман ее передника и та вместе с кровельным гвоздем еще до полудня оказалась у Джима. Мы своим достижением очень были довольны – Том сказал, что оно более чем стоило затраченных нами усилий, потому как теперь тетя Салли даже под страхом смерти не сможет два раза подряд получить правильный результат, а и получит, так сама себе не поверит, и сказал, что она, пожалуй, дня три еще ложки пересчитывать будет, пока не отступится и тогда уж убьет до смерти всякого, что сунется к ней с просьбой их посчитать.

Ночью мы вернули простыню на бельевую веревку и стянули другую – из тетиного комода; а после пару дней то возвращали ее, то снова крали, так что тетя Салли вконец запуталась и перестала понимать, сколько у нее простыней, и махнула на них рукой, не желая губить из-за какого-то тряпья свою бессмертную душу, и сказала, что лучше умрет, чем еще раз возьмется их пересчитывать.

Ладно, с рубашкой, простыней, ложкой и свечами все уладилось – большое спасибо теленку, крысам и путанице с пересчетом, – а про подсвечник все как-то быстро забыли.

Но вот с пирогом мы намучались и поначалу мороке этой конца видно не было. Выбрали мы в самой глубине леса место для готовки и, в конце концов, пирог испекся вполне приличный, но не сразу, не в первый же день – три тазика муки мы на него потратили, а сами покрылись ожогами и глаза наши от дыма на лоб повылазили; понимаете, нам ведь нужна была только корка, а она у нас получалась какая-то непрочная и все проседала посередке. Но потом мы, конечно, набрели на правильную мысль: сразу запечь в пирог лестницу. Отправились на вторую ночь к Джиму, разодрали простыню на узкие полоски, свили их, связали,  и еще до рассвета получилась у нас превосходная лестница – крепкая, хоть человека на ней вешай. И мы решили притвориться – перед собой, – что потратили на нее девять месяцев.

Утром мы отнесли лестницу в лес и тут выяснилось, что ни в какой пирог она не влезает. Мы ведь ее из целой простыни сделали, так что лестницы нашей хватило бы на сорок пирогов, да еще осталось бы на суп, колбасную начинку и на что угодно. Хоть на целый обед.