Ну, стало быть, набились они в хибару, но нас в темноте не разглядели и чуть не затоптали совсем, пока мы под кровать улезали. Однако мы все же улезли и проскользнули, быстро, но тихо, сквозь подкоп – Джим первым, за ним я, а последним Том, так он распорядился. А оказавшись в пристройке, сразу услышали снаружи чей-то топот, близко-близко. Подкрались мы к двери, Том остановил нас и приложил глаз к щели, но ничего не разглядел, темень же стояла; и он прошептал, что будет прислушиваться, пока шаги не удалятся, а после подтолкнет нас локтями и тогда Джим выскользнет первым, а он, Том то есть, последним. Вот, и прижался он к щели ухом и слушал, и слушал, и слушал, а вокруг все равно люди топтались, но, наконец, подтолкнул он нас и мы выскользнули, пригнулись и, не дыша, да и вообще никакого шума не производя, гуськом побежали к забору, и добрались до него, и мы с Джимом перелезли на другую сторону, а вот у Тома штанина намертво зацепилась за отставшую от верхней перекладины щепку, и он, услышав чьи-то приближавшиеся шаги, как рванется, – ну щепка и отлетела, да с треском, и Том спрыгнул к нам, а за забором какой-то фермер как завопит:
– Кто это? Отвечай, не то стреляю!
Отвечать мы не стали, просто припустились бежать во все лопатки. И бросился за нами и «бах! бах! бах!» – вокруг нас зазудели пули! А после мы слышим крик:
– Вон они! К реке побежали! За ними, парни, да собак не забудьте спустить!
Ну и погнались они за нами на всех парах. Мы хорошо их слышали, потому как они все в башмаках были и орали, а мы – без башмаков и тихие. Мы бежали по тропе, которая к лесопилке ведет, и, когда они совсем уже близко подобрались, нырнули в кусты, пропустили их мимо себя и потрусили за ними. Все собаки еще с вечера заперты были, чтобы они грабителей не спугнули, однако к этому времени их уже кто-то выпустил, и теперь они неслись к нам с таким гамом, точно их там целый миллион, но ведь это ж наши были собаки, – мы остановились, подождали, пока они нас нагонят, и когда собаки увидели что это всего-навсего мы и ничего интересного им предложить не можем, то воспитанно поздоровались с нами и рванули дальше, на топот и крик, ну а мы побежали следом и почти у самой лесопилки свернули в заросли, дошли до моего челнока, забрались в него, и я стал грести, что было сил, выходя на середину реки, но стараясь при этом шуметь, как можно меньше. А выйдя на нее, мы тихо-мирно направили челнок к острову, на котором был спрятан плот. Мы слышали, как люди и собаки носятся взад-вперед по берегу, орут друг на друга и лают, но шум этот уходил все дальше, а после и замер. И когда мы вступили на плот, я сказал:
– Ну вот, старина Джим, ты снова свободный человек и, готов поспорить, рабом никогда больше не будешь.
– Да, Гек, а еще мы здорово потрудились. И задумано все было
прекрасно, и сделано тоже. Такого запутанного и богатого плана, как ваш,
Конечно, довольны мы были – дальше некуда, но пуще всех Том, потому что у него пуля в ноге засела, в икре.
Когда мы с Джимом услышали об этом, радости у нас поубавилось. Тому было больно, из раны кровь текла, так что мы уложили его в шалаше и разодрали одну из рубашек герцога, чтобы перевязку сделать, однако он сказал:
– Давайте сюда ваши тряпки, перевязку я и сам сделать могу.
Сейчас для нас главное, раз уж мы так блестяще ускользнули от злосчастной
судьбы, не торчать на одном месте, не задерживаться здесь, поэтому беритесь за
весла и поплыли. Но как же мы все красиво обделали, а? Да, если бы это
Однако мы с Джимом посовещались, поразмыслили с минуту, а потом я говорю:
– Скажи ему ты, Джим.
Он и говорит:
– Ну, в общем я так думаю, Гек. Если бы мы с тобой марса
Тома освобождали и кто-то из нас схлопотал бы пулю, так разве бы он сказал: «Вы,
давайте, меня спасайте, а раненый ваш и без доктора обойдется»? Разве марса Том
сказал бы такое? Сказал бы? Да ни в коем разе! Ладно, а разве
Я же всегда знал, что нутром Джим – самый что ни на есть белый человек, и потому таких слов от него и ожидал, и теперь говорить было больше не о чем, и я сказал Тому, что привезу сюда доктора. Том расшумелся-раскричался, однако мы с Джимом стояли на своем и плыть куда-либо отказывались; тогда Том попытался выползти из шалаша, чтобы своими руками плот отвязать, но мы его удержали. Ну, рассказал он нам в подробностях, что про нас думает, однако и этим ничего не добился.
А когда увидел, что я в челнок сажусь, говорит: