Приключения барона де Фенеста. Жизнь, рассказанная его детям

Шербоньер. Сударь, да ведь этот капитан сам и привязал вам к пальцу веревку, а потом одной рукой дергал за нее, другою же вас колошматил.

Фенест. В самом деле, Шербоньер? Отчего же ты раньше мне об этом не сказывал? Я бы назавтра же вызвал его!

Шербоньер. Да ведь вы куда как незадачливы в дуэлях, сударь! Но не печальтесь, зато вы сможете сыграть такую же штуку с кем-нибудь другим.

Фенест. Ну, это само собой! Однако палец у меня так ломило, что хоть волком вой! Ай да Жибо, вот хитрая бестия! Мы с ним затевали множество игр, к примеру игру в «болвана»; хоть и дурацкая, а забава. Однажды мне с товарищем выпало водить; мы оба накрылись с головою скатертью и пошла потеха... Я думал, они мне все ногти на ногах посрывают, ей-богу; вместо того чтобы бить снизу, они все норовили долбануть по пальцам, а у меня и без того мозолей не счесть, да и башмаки, как видите, всего пятый номер[162], вот и судите сами, сколь солоно мне досталось; угадать же, кто бил, не было никакой возможности, так и пришлось водить до самого конца.

Шербоньер. Вот я бы так сразу догадался. Это ведь сам Жибо приподнимал скатерть да и пинал, кого хотел.

Фенест. Ну так я и знал, ах, проклятая шайка! Со мною обошлись не лучше, чем с гугенотами в Лудене[163]; не ввязываться бы мне и вовсе в эдакие забавы! Ох, уж запомню я этого «болвана», навек запомню!

Шербоньер. А скажите, сударь, когда вы искали экю с завязанными глазами, не пришлось ли вам натыкаться на чьи-нибудь колени?

Фенест. Конечно! Ох, и смеху же было, никак мы не могли его нащупать.

Шербоньер. Волчьи кишки! Да ведь то не колени были, а задница одного лакея, а вы по ней языком елозили и монету чуть ли не в задний проход загоняли.

Фенест. Ах он прохвост! У нас в Сентонже таких только прохвостами и зовут! Недаром я тогда подумал, что уж больно вонючие колени у этого мерзавца, а нюх у меня, надо вам сказать, преострый.

Эне. Да, происшествие не из приятных, но что поделаешь, игра есть игра.

Фенест. Ваша правда! Впрочем, в остальном мы там недурно провели времечко. Каждое воскресенье хозяин звал своих лакеев и приказывал развлекать себя.

Эне. Мы тоже могли бы поразвлечься нынче вечером – благо воскресенье, – ежели бы вы не прилагали столько усилий к моему обращению. Даром время тратили, но что делать – гостю рот не зажмешь.

Фенест. Эстрад, сбегай-ка, скажи там, что Монсеньор зовет своих людей для игр, как оно заведено. Вот посмотрите, какую игру я затею сейчас со своими лакеями, – точь-в-точь как принцы, когда они забавляются с нами. А пока люди придут, позвольте все же заметить вам, что, доводилось вам увидеть чудеса, какие творятся в некоторых местах, а особливо в Ардильерах[164], вы как пить дать обратились бы.

Эне. Что же это за чудеса такие, сударь?

ГЛАВА ПЯТАЯ О бесноватой Марте и о прочих чудесах

Фенест. Я как раз находился в Ардильерах, когда привезли туда бесноватую Марту[165]; страх брал на нее глядеть!

Эне. Какое же такое чудо сотворил с нею епископ Анжерский?

Фенест. Я вижу, вы предубеждены против него. Духовенство тоже было против епископа, да и хорошо ли поступил прелат, когда капуцин велел ему коснуться колена Марты обычным крестом, он же дотронулся до него своим ключом. А то, что сделал он после, уж и вовсе не достойно доброго пастыря: вместо того чтобы почитать ей из Евангелия, он продекламировал эпиграмму Марциала[166].

Эне. Я слышал, у ней начались корчи при обоих этих испытаниях.

Фенест. Ну еще бы! И я вам растолкую, отчего: ведь демоны, овладевшие Мартою (они назвались Вельзевулом и Аскалотом[167] советнику Матра[168], который обращался к ним по-гречески), были один чересчур беден, а другой слишком молод, чтобы выучиться этому языку.

Эне. Что же, эти демоны так и трудились на пару, стар да млад, под стать проповедникам? А известно ли вам, к какому загадочному выводу пришел синклит? Мне-то рассказал об этом Рапен[169], которому было поручено вернуть бесноватую ее родителям.

Фенест. Если бы поверили отцу Гонтье[170], весь синклит следовало бы отлучить от церкви. Но вы все же зря насмешничаете; в Сомюре творятся великие чудеса. Разве не чудо случилось с сержантом Мажором[171], который отправил свою лошадь в паломничество, когда та ослепла? Так вот, коняга-то его прозрела, а сам он ослеп.

Эне. Говорили, будто неделю спустя он увидел входившего к нему епископа и повернулся к нему спиною; а еще ходили слухи, что Господь покинул его, и тогда несчастный принялся чеканить фальшивую монету и занимался этим ремеслом четыре или пять лет кряду, за что и был повешен в Туаре[172].

Фенест. Может статься, все обернулось бы иначе, кабы он совершил такое же паломничество, как его конь. Но все же, доведись вам посетить тамошние места, вы бы воочию убедились, что хромые и безногие пооставляли такую кучу костылей, какая и в этой зале вряд ли уместится.