Приключения барона де Фенеста. Жизнь, рассказанная его детям

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Триумф Трусости

«Берегись, берегись, спасайся, кто может!» – вот клич госпожи Трусости, чью колесницу влекут четыре лани и столько же лисиц; лицо ее бледно, глаза широко открыты, ушки торчком; похоже, будто она обделалась со страху. Эта особа не любит шума и гвалта, а потому ее выход сопровождает лишь маникордион[834], на котором наигрывает бурре[835] Довольство, расположившееся на переднем сиденье; на правой боковой скамеечке развалилась Лень[836]: эта подремывает, положив одну руку на грудь, а другую засунув в гульфик своего исповедника; на левой пристроилась Стыдливость, закрывшая лицо локтем, отчего мы и не можем его увидеть. Сей Триумф не походит на другие, ибо в старые времена ценилась лишь отвага, а Трусость никогда не торжествовала так, как в нынешнем веке. Здесь же мелькают неразличимые фигуры завистливых евнухов Нарсеса[837] и Велизария[838]. Пленниками сего Триумфа являются прославленные в наш век своею храбростью члены дома Бурбонов, равно как и герцогов Лотарингских[839], Шатийоны[840], маршалы Бироны, отец и сын[841], члены семьи де Ла Ну[842], Монтгомери[843], Монбрен[844], все, кто оказал сопротивление в Варфоломеевскую ночь, маршал д’Омон[845], Живри[846], герцоги Бульонский[847] и Туарский[848]... а следом за ними[849] – Монбаро[850], обвиненный в том, что он спас Бретань от взятия Ренна, и, сверх того, сам оказавшийся виноватым в своем тюремном заточении. Невозможно, однако, перечислить поименно все это множество людей; назову лишь идущего в хвосте процессии Пралена[851], скончавшегося от угрызений совести. Сии злосчастные мужи также идут в триумфальном шествии под конвоем множества победителей, среди коих узнаем мы покойного маршала де Реца[852], сьёра де Лансака[853], деда нынешних Лансаков, которых он воспитывал сам, ибо сын его сидел в тюрьме, лишившись пяти губернаторских постов по причине своей расточительности. И заключает шествие печально известный мэтр Рене[854], парфюмер. Но вот и следующая группа, которую составляют всадники на арабских скакунах во главе с Графом; за ним несут боевой штандарт с газовой тканью, скрывающей крест; люди эти отмахиваются от двух хромых гугенотов, которые вызывают их на бой[855]; сквозь газовое покрывало видна корзинка и девиз на ней: «Продаю эту корзиночку!» За ними следуют пятеро всадников с голубыми лентами через плечо, с открытыми лицами; эти, в противоположность передним, не скрывают имен: здесь Д’О[856], Ману[857], Шемеро[858], один из Клермонов[859] и Шатовьё[860] – все пятеро во время битвы при Иври[861] напали на одного бегущего солдата, собираясь приписать себе честь его убийства, но и на это оказались не способны: помог им проходивший мимо аркебузир, который одним ударом поверг их жертву, дав возможность нашим храбрецам вонзать шпаги в уже бездыханное тело. Нам придется еще раз прибегнуть к меморандуму поэта[862], рассматривая уголок, где изображен Панталоне[863] в кольчуге и с седою бородой, который оттаскивает назад капитана – вылитого Пралена[864]; тот уже наполовину выхватил шпагу из ножен, готовясь убить коварного Горацио со смазливым личиком миньона нашего времени, милующегося с Изабеллою[865]. Панталоне, заставший любовников на месте преступления, произносит, однако, сей знаменитый афоризм: «Не верю глазам своим!» – и препятствует кровожадному капитану выбросить в окно соперника – этого продажного католика[866]. По бокам гобелена весьма искусно выткано множество прекрасных замков и домов, коих порталы украшены каменными виньетками и гербами по новой моде, заменившими старые. Так, на одном фасаде красуется герб Базоши[867]; он ни в какое сравнение не идет с прежним – под вычурным его обрамлением стоят внизу три буквы D.D.D., которые нам позволено будет расшифровать так[868]: «Dispari Domino Dominaris».

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Триумф Нищеты