Едкий полуаммиачный запах тухлятины засвербел в носу, Паша подскочил и грохнулся с лавки на пол.
— О, как на тебя компост славно действует! Аки вёрткому кузнечику уподобился. А то ни дождь, ни вода колодезная его не берёт, — с окающим шармом ласково прозвучал тихий стариковский голос.
Доведённый головной болью до изнеможения, Паша еле разлепил глаза. Потолочная керосиновая лампа с матово-белым куполом давала сносное освещение. Степанцев очутился в добротной уютной деревенской избе: сидел около растопленной белёной печи на полосатом половике, а на него внимательно смотрел белобородый мужчина в льняной дымчатой косоворотке с поварёшкой, на которой, заглушая лёгкий аромат от горящих поленьев, топорщилась вонючая солома.
«Дима был прав. Вылитый Дед Мороз» — отметил про себя Паша и спросил:
— Михаил?
— Он самый.
Помор кивнул на лавку с плащом. — Знатный макинтош. Где раздобыл?
— Дедушка вашего ученика Димы дал, чтобы я сюда быстро добрался, — сжимая голову, произнёс Паша.
— Погоди-ка.
Помор вынес смрадную поварёшку из дома, наскоро прошёлся по горнице, собирая с полок коренья и травки и отламывая листики от подвешенных веников из лекарственных сухоцветов. Деревянной толкушкой он растёр сбор в полусферической каменной ступке. Мелкие частички пересыпал в глиняную кружку ручной работы и залил кипятком из толстяка-самовара. Аптекарский запах наполнил помещение.
— Выпей.
Осторожно отпив глоток, Степанцев сделал ещё пару. Напиток приятно горчил, не обжигал. Удивительным образом оглушающих раскатов в голове поубавилось. Паша припал к кружке и осушил её до дна. Как по велению сказочной щуки слух избавился от посторонних шумов, и разум приобрёл кристальную ясность.
— Ого! А можно ещё! — облизываясь, попросил посвежевший Паша, поднявшись в полный рост.
— Будет с тебя.
Степанцев отрешённо опустил взор и ужаснулся. Он был напрочь покрыт мокрой грязью.
— А где умыться можно?
— Вон ушат. Водица в кувшине. И одёжу снимай. Сухую выдам. Штаны да рубаха найдутся для гостя. Да не томи, не томи. Сказывай, что за нужда ко мне привела?
В процессе умывания и переодевания Паша поведал всё, что приключилось с Димой, поделился последними мировыми новостями. Помор жил отшельником и без телевизора, потому сильно дивился тому, в какой спешке, сбросив маски и дипломатические притворства, выступает вечный враг России. Повидавший жизнь Михаил нашёл чему порадоваться: англосаксонский мир как никогда вспетушился и открыто нападал на традиционные Русские ценности, хотел перековать духовность, лишить соборности, возвеличивал смертные грехи, но из-за аврального усердия промахнулся — вскрылась дьявольская личина и молодёжь пробуждаться стала, утрачивала слепое доверие наставлениям западной пропаганды.
В конце повествования, глядя как Паша возится с измазанной одеждой, Михаил подытожил:
— Нет худа без добра. Противостояние добра и зла боле не тайное, а явное для многих сделалось, — он тяжко вздохнул, — жаль, что не для всех, — и заботливо предложил, — тебе бы примочки к шишкам приложить и ссадины на запястьях обработать требуется.
— Не надо. Сам. Потом.
— Это кто ж тебя?
— Да так, поплутал немного, пока до вас добирался, — уклончиво ответил Паша и поблагодарил помора, — спасибо, что отыскали меня. Собака, наверное, почуяла?
— Я сам как пёс свой дом стерегу. Колокольчик сработал.
— Какой колокольчик?
Михаил загадочно поглядел на гостя.
— Не зримый. Не бери в голову, — он ткнул на макинтош, — ты с такими вещицами наперёд не балуй. Они живые соки тока так высасывают. Если уж дали попользоваться, так внимай, как верно применить, чтоб худого избежать.
— Знаю-знаю. Волшебство не игрушка. Прямо как настоящий вурдалак и загрызть может.
Помор покачал головой.
— Стало быть, в сказки-небылицы для малых детушек веришь?
— Да, нет, а что?
— Словцо «вурдалак» Александр Сергеевич Пушкин сочинил: скрестил «упырь» и «волколак». Упырь — это неупокоенная душа, отягощённая грехами. Волколаком же колдуна-оборотня кличут, того, кто в волка обращается. Он-то погрызть и способен. Коли употребляешь слово, понимать надо, что оно значит, большенький уж. Помни, Слово — это содержание образа и сосуд его. Слово миром правит.
Паша потупился. — Да это я так, для примера.
Помор махнул рукой. — Бучить лопотье после, в лес нам надо.
Лицо Степанцева вытянулось. — Чего? Что делать в лесу?
— Потом выстирывать будешь одёжу. Бросай. И тороватиться… Э-э беседовать нам некогда… Надобно в лес ступать.
— Мне бы к утру вернуться, — попросил Степанцев.
Кукушка в настенных ходиках отсчитала два часа ночи. Оба синхронно посмотрели на черноту за окном. Михаил отстранённо произнёс:
— Не доброе это время для похода, но так уж вышло. Идём.
У Паши засосало под ложечкой, когда он вспомнил о том, что это та самая ночь, когда нечистая сила может разгуляться. Словно угадав его состояние, Михаил успокоил.
— Милок, ты не чурайся. Обождать нельзя. Те, кто в эту пору собраться решил, уж собралися. Не до нас им. Размыслил я, к ворону нам надо.
— К кому? — опешил Паша.
— К ворону. К благословенному Брану.
— И что за благо он приносит?