Не успел помор договорить, как раздалось протяжное рычание. Колдун-оборотень в обличии зверя притаился совсем рядом. Паша затаил дыхание. Чернота вокруг. Закрой глаза и картина будет та же. Но у Степанцева словно включилось внешнее зрение, а в недрах сознания сложился алгоритм, как уцелеть в неотвратимой схватке. Он в мгновение ока передал макинтош Михаилу: соблазн воспользоваться велик, но магия убивает способность двигаться, туманит рассудок. Помор принял, ничего не спросив, словно читал мысли Паши. Степанцев скинул шубняк. Сук перекочевал за пояс. Ноги расставлены, чуть согнуты. Тело слегка наклонено вперёд. Руки немного опущены и вытянуты перед собой. На лице проявилось выражение бывалого воина. Он был готов действовать жёстко и без эмоций.
Противник обозначился: оскал волка на чёрном фоне вырисовался белыми клыками, глаза зверя блеснули. Морда всё ближе. Нервы на пределе. Внутренний голос Паши скомандовал: «Сейчас!» и поединок начался. Схватка была короткой. Мощный удар ладонями по ушам. В голове зверя вакуум, он дезориентирован. Точные уколы суком по рёбрам. Тонкая прослойка мышц не спасает. Рёбра хрустят. Волк осел. Предсмертный вой. Зверь повалился на бок и затих. Электрическая волна пробежала по телу, Паша вздрогнул и отбросил окровавленный сук.
— Я убил его. Я убил колдуна. Я убил человека…
— Ты уберёг нас от лютой расправы. И не одних нас. Сколько бы ещё этот оборотень беды наделал? Не убийца ты, защитник.
Что-то тихонько хлопнуло-ухнуло, и волк воспламенился карминовым пламенем. Лес на минуту озарился, и опять сделалось темно. Оборотень сгорел в два счёта, как и не было. О том, что это всё не померещилось, указывал только мерзкий запах горелой шерсти.
— У тебя, милок, отменная ударная техника. Где научился?
Степанцев пожал плечами и смущённо проговорил:
— Спасибо. Само как-то получилось. Я не охотник, истории только слышал о том, как деды голыми руками на зверя ходили.
— Вот оно что. Стало быть, предки позаботились.
Ошарашенный Паша икнул.
— Хотите сказать, что мне их навыки передались?
— Так и есть. Ничего в пустоту не уходит. Всё что род накапливает дальше идёт. И ты молодец, не оплошал, внял что пришло. Слово управляет и кровь помогает. Верная родная речь и живая память предков в крови — непобедимая суть. Ты очистился моим напитком. Он сорвал надуманные затворы. Не засори же боле разум ерундой. Черпай силу, что имеешь, не хорони её. А теперь в путь. Одевайся, шибче. Недалеко уж. Слышу воронов я. Только…
— Что только?
— Чудится мне, что какой-то погребальный настрой у них.
Через вереницу пригорков они выбрались к обрыву. Песчаный покатый откос вёл к реке. Небо розовело. Туманная шапка расползлась по округе редкой дымкой. Образы вокруг приобретали чёткость очертаний. Близился рассвет. Багрово-алые разводы и красные облака предвещали, что ветер не утихнет.
Осторожно ступая по краю, Паша разглядел вдали плоскодонку Михаила:
— По кругу прошлись?
Помор теребил бороду:
— Выходит что так.
— А во́роны где? Я их слышу, но не вижу.
— Вон там, кучкуются. Панихида у них.
Паша подошёл к Михаилу. Он обомлел от того, что увидел: в свободной от деревьев просевшей по уровню с утёсом прогалине над мёртвой птицей кружила стая ворон. Ложбина, образовавшаяся как промоина, кишела чернокрылыми.
— Да тут целая прорва ворон!
— Т-с-с! Пусть окончатся похороны. Нельзя их отвлекать, когда оплакивание. Грядёт траур. Нам нужен совет Брана, а он из-за нашего неуважения может сослаться на обычай во время траура не заниматься мирскими делами, возьмёт, да откажет. Подождём тихонько, иначе уйдём не солоно хлебавши.
— Прямо-таки почести отдают и на тот свет провожают. Они кого хоронят, вожака? Зачем такой суперский концерт устроили?
— Ворон птица ранимая. Переживают они так по любому сородичу.
Шумно отдуваясь, Паша запыхтел как паровоз. Нетерпение поддавливало, и насыщенная событиями неспокойная бессонная ночь давала о себе знать плотно подступившей сонливостью. Край солнечного диска нарастал и вот-вот готовился показаться целиком. Степанцев хмурился и ходил кругами вокруг кривоствольной сосны. Совершив несколько оборотов, он спросил:
— И долго они ещё там переживать будут?
— Скоро уж. Видишь, уселись. Молча горюют. Как взлетать начнут, Брана кликну, испрошу, о чём он ведает.
— Кстати, а как вы с ним разговаривать будете? Птичий понимаете?
— А то, как же. Они язык человечий прекрасно разумеют, а вот отвечают по-своему. Тебе тоже работёнка перепадёт.
Паша впал в ступор:
— К-какая?
— Запоминать будешь, что скажу. Главное не мешкай. Потом разгадывать будем, что он нам тут накаркает.
Оцепенение Степанцева сменилось весельем и он, хохотнув, произнёс:
— Это вы как переводчик, а я как ваш адъютант, парой дознавателей выступим.
Михаил ласково улыбнулся:
— Добрый ты парень, отрадный. Хороший друг у Димы. Справимся. Пробудим ученика моего.