Приключения Джона Девиса

На другой день мы продолжили свой путь вдоль Парнасской цепи. Албанцы указали мне место, где лорд Байрон, как он и сам мне рассказывал, спугнул двенадцать орлов и принял это за пророчество своей поэтической славы. Вечером мы прибыли в Кастри, где я простился с албанцами, потому что власть Али-паши далее не простиралась, к тому же оставшийся путь не представлял ни малейшей опасности. Расставаясь с ними, я хотел дать им щедрую награду, но они не взяли, и начальник конвоя от имени своих товарищей сказал мне: «Мы хотим, чтобы ты любил нас, а не платил нам». Я от души обнял его, а всем прочим пожал руки.

В Кастри я взял шестерых провожатых и толмача. За день мы проехали почти сто десять миль. Мы двигались очень быстро, но по мере приближения к цели путешествия сердце мое не радовалось, а напротив, какая-то непостижимая тоска все сильнее теснила мне грудь. На третий день по выезде из Кастри мы ночевали в Лесине, древнем Элевзине, нам оставался только день пути до берегов Эгейского моря.

Мы выехали на рассвете и около полудня прибыли в Афины. Думая только о том, что скоро опять увижу Фатиницу, я даже не выходил из своей комнаты. Ничто уже не возбуждало во мне любопытства, не привлекало моего внимания. Я думаю, что из всех путешественников я один проехал через Афины, не осмотрев города.

Часов в пять мы достигли цепи гор, которая проходит через всю Аттику с севера на юг. Перед входом в ущелье, через которое нам надо было проезжать, люди мои остановились и объявили, что надвигается страшная гроза и в горы углубляться опасно. Они предлагали остановиться в деревушке, которая виднелась неподалеку, и там переждать бурю. Я просил, умолял; наконец, видя, что все мои уговоры тщетны, показал золото, выплатил условленную цену и предложил им вдвое больше, если они согласятся, не останавливаясь, продолжать путь. Я уже имел дело не с гордыми албанцами, эти люди взяли деньги, и мы вошли в мрачное ущелье. Я знал, что там, за долиной, лежит море, а в каких-нибудь двадцати пяти милях от берега – остров Кеос, откуда я так часто смотрел на берега Аттики, озаренные золотыми лучами заходящего солнца.

Проводники мои не ошиблись. Едва мы въехали в долину, как в скалах загрохотал гром. При каждом ударе молнии люди мои переглядывались, будто размышляя, не вернуться ли, но, видя, что я непоколебим в своем намерении, продолжали ехать вперед. Вскоре молнии стали сверкать со всех сторон. Лошади ржали и фыркали. Я еще никогда не видел бури в горах, природа будто хотела показать мне, насколько велика ее разрушительная сила.

К несчастью, дорога шла по склону крутой горы, и нам негде было укрыться от дождя и грома, который раздавался над нашими головами. Тут проводники вспомнили, что милях в пяти впереди должна быть пещера, и пустились в галоп, чтобы попасть туда прежде, нежели гроза совсем разыграется, лошади понеслись так, будто хотели обогнать ветер. Вдруг молния блеснула так близко, что ослепила нас, конь мой взвился на дыбы, и я почувствовал, что, если стану его удерживать, мы вместе с ним опрокинемся в пропасть. Я отпустил поводья, тронул шпорой, и он со страшной быстротой понесся по дороге, которая вилась перед нами. Я слышал крики проводников, которые звали меня, хотел удержать лошадь, но было уже поздно: страшный удар грома раздался в эту минуту, и она испугалась еще больше. Я исчез у них из виду, будто унесенный вихрем.

Безумная скачка продолжалась с полчаса. За это время молния сверкнула несколько раз, и при голубоватом ее сиянии я видел бездонные пропасти, такие жуткие, будто из кошмарного сна. Наконец, мне показалось, что лошадь моя бежит уже не по дороге, а скачет по скалам. На всякий случай я вынул ноги из стремян, чтобы можно было вовремя соскочить. Только я это сделал, как мне показалось, что конь мой падает, будто земля ушла у него из-под ног. В эту минуту меня хлестнула ветвь по лицу. Я машинально протянул руку и уцепился за сук. Тут я почувствовал, что повис над пропастью, а через секунду услышал, как несчастный конь мой ударился о скалы.

Дерево, за которое я так удачно ухватился, росло в расселине скалы. Дороги к нему не было, но, раз двадцать подвергшись опасности полететь в бездну, я добрался кое-как до площадки, на которой был почти в безопасности. Я остался на месте, не смея двигаться в темноте, потому что при свете молний видел со всех сторон обрывы. Дождь так и лил, гром грохотал беспрерывно. Я прислонился к скале и решил ждать, пока пройдет буря.

Ночь тянулась ужасно медленно. В промежутках между ударами грома мне слышались ружейные выстрелы, но я мог отвечать на них только криками, потому что пистолеты мои остались в седле, а крики мои терялись в оглушительном шуме бури. К утру гроза стихла. Я был совершенно измучен, и немудрено: почти без отдыха и сна я проехал за неделю более шестисот миль. Я стал искать какой-нибудь уголок, где бы мне можно было поудобнее устроиться, увидел плоский валун, опустился на него и в ту же минуту, несмотря на то что промок до костей, заснул как убитый.