Приключения Джона Девиса

Раздался выстрел, один из толпы упал, и дым легким облачком взвился к небу. Но стражи стояли неподвижно, в первый раз ослушавшись повеления своего господина. Али подумал, что верные воины не поняли его приказания, и повторил громовым голосом: «Бей!» – но стражи, побросав оружие, объявили через своего начальника, что магометане не могут обагрить руки кровью магометан. Тогда паша подозвал к себе черных христиан, которые были у него на службе и которых называли так оттого, что они носили короткие темные мантии. Они медленно подошли и заняли места стражей. Али вскрикнул: «Вам предоставляю честь истребить врагов вашей религии, разите во имя креста! Бей, бей!»

Долгое молчание последовало за этими словами, потом послышался глухой ропот, подобный гулу волн морских, наконец, раздался голос, громкий и твердый. Командир вспомогательного корпуса черных христиан сказал:

– Мы не палачи, а солдаты, разве мы когда-нибудь бежали от неприятеля, разве мы чем-нибудь опозорили себя, что ты хочешь сделать нас низкими убийцами? Верни кардикиотам оружие и тогда командуй: ты увидишь, что мы готовы тебе повиноваться. Но на безоружных мы руку не поднимем.

Али взревел, как лев. Тут подошел к нему один грек, простерся у подножия его трона, поцеловал землю и, подняв голову, как змея, сказал:

– Позволь мне сослужить тебе службу, великий визирь: прикажи – и враги твои погибнут!

Али вскрикнул от радости, назвал его своим спасителем и братом, бросил ему кошелек, отдал свой карабин и велел поторопиться.

Грек созвал прислужников, которые следовали за армией, набрал таким образом человек полтораста и окружил караван-сарай. Али подал сигнал, взмахнув секирой, и в ту же минуту сто человек, которые взошли на стены, выстрелили, отбросили ружья, взяли другие, поданные теми, которые стояли внизу, и дали еще залп, за которым вскоре последовал третий. Те из семисот кардикиотов, которые были еще на ногах, попытались избежать смерти. Одни бросились к воротам, чтобы их выломать, но ворота были завалены, другие пытались взобраться на стены, но убийцы, сидя на стенах, начали работать кинжалами, ятаганами и топорами. Отбитые со всех сторон, пленники опять столпились в середине. Али взмахнул топором, и выстрелы загремели снова. Побоище продолжалось четыре часа. Не уцелел никто – третье поколение кардикиотов погибло за преступление, совершенное шестьдесят лет назад их предками.

Затем на склоне горы появились жены, матери, дочери несчастных жертв, они, как привидения, тянулись длинной вереницей. Али договорился с сестрой, что их приведут ей в Либаово. Но несчастные услышали пальбу и догадались, что происходит: они рвали на себе волосы и ломали руки. Вскоре они вступили в мрачную извилистую долину, которая ведет из Хендрии в Либаово, и исчезли одна за другой, как тени, которые уходят в ад.

Я вынужден был присутствовать при этом ужасном убийстве и ничем не мог помочь осужденным. Когда все было кончено, я подошел к Али и попросил, чтобы он дал мне обещанные пропуск и конвой, но он ответил, что печать его осталась в Янине и что он оттуда только сможет отпустить меня. Делать было нечего: ключ от двери, которая вела к Фатинице, был в руках у этого человека.

Убийцы добили в караван-сарае всех, кто еще дышал. Али велел отобрать трупы начальников, связать их, как плоты, и бросить в Келидн, чтобы они пронесли от Тепелины до Аполлонии весть о страшной мести, прочие велел оставить в караван-сарае и отпереть ворота, чтобы тела стали добычей волков и шакалов, которые, почуяв запах крови, уже завывали в горах. Под вечер мы пустились в путь, шествие наше было безмолвно, как похороны; Али, как лев, упившийся кровью, отдыхал, лежа в паланкине. Ночь была темная, вдруг на повороте мы увидели свет и услышали страшные крики: это после пира льва потешалась львица – Али окончил свое дело, Хаиница начала свое.

Огромный костер, разложенный перед воротами Либаово, служил нам маяком. Мы подошли ближе и, наконец, стали различать, что происходит. Женщин подводили по четыре к Хаинице, она срывала с них покрывала, приказывала обстричь им волосы, обрезать платье выше колен и предавала их солдатам, которые увлекали несчастных, как добычу. Я не в состоянии был выдержать этого зрелища и заставил лошадь свою попятиться на несколько шагов. В эту минуту в толпе женщин раздался громкий крик, и одна молоденькая девушка, растолкав подруг, бросилась ко мне и обняла мои колени:

– Это я! Разве ты не узнаешь меня? Ты уже однажды спас меня в Константинополе. Погляди на меня! О, я не знаю твоего имени, но меня зовут Василики!

– Василики! – вскрикнул я. – Василики? Гречанка, которая бросила мне перстень! Да, да, я помню, ты говорила, что будешь жить в Албании.

– О, он вспомнил, вспомнил! Да, это я! Спаси нас, меня от бесчестья, мать мою – от смерти!

– Пойдем со мною, я попытаюсь, – сказал я.

Я подвел ее к Али.

– Паша, помилуй эту девушку.