Приключения Джона Девиса

– Если так, – произнесла она, – то сделай и ты кое-что для меня.

– О, только прикажите, матушка.

– Поживи с нами еще хотя бы месяц.

Сердце мое сжалось, и дрожь пробежала по телу.

– Неужели ты мне откажешь? – воскликнула она, сложив руки.

– О, нет, матушка! – возразил я. – Но дай бог, чтобы то, что я предчувствую, не произошло.

И я прожил в Вильямс-Хаусе еще месяц.

Глава XXXII

Прошел месяц. Я занялся поиском подходящего судна, но в это время, как нарочно, ни один корабль не отходил в Архипелаг. На восток шел один только фрегат «Изида», который вез командира королевского корсиканского полка, полковника сэра Гудсона Лоу, в албанский город Бутринто, откуда он должен был отправиться в Янину. Я выпросил позволение ехать на этом корабле. Попав в Албанию, я мог, благодаря письму лорда Байрона к Али-паше, получить конвой, проехать Ливадию, добраться до Афин, а там сесть в лодку и отправиться, наконец, на Кеос. Мы решились дождаться в Портсмуте отправления «Изиды». Наконец, фрегат вышел в море – через восемь месяцев после того, как я покинул остров Кеос. Но я был уверен в Фатинице, как она во мне, и теперь ехал, чтобы уже никогда с ней не расставаться.

В этот раз погода тоже чрезвычайно мне благоприятствовала. Через десять дней по выходе из Портсмута мы были уже в Гибралтаре, а потом оставили слева Балеарские острова, прошли между Сицилией и Мальтой и наконец увидели Албанию.

Мы сошли на берег в Бутринто. Я взял проводника и тотчас отправился в Янину. Передо мной раскинулись дикие холмы Албании. Лишь изредка виднелись уединенные хижины, прилепившиеся на краю пропасти, или пастух, который, закутавшись в свой белый плащ, сидел на скале, свесив ноги в пропасть. Наконец, мы перебрались через гряду холмов, которые скрывают Янину, увидели озеро, на берегах которого сидела некогда Дидона, мы следовали взглядом за течением Арты, древнего Ахерона.

Странный человек, к которому я ехал, жил на берегах этой реки, посвященной мертвым. Али-паше было в то время семьдесят два года. Отцом его был Вели-бей, который сжег двух своих братьев и сделался господином города Тепелина. Али провел первые годы своей жизни в тюрьме и в нищете, потому что после смерти его отца племена, окружавшие Тепелину, опасаясь предприимчивого характера его матери Хамко, заманили ее в ловушку. Старшина Кормово нанес ей в присутствии ее детей гнусное оскорбление и потом заключил с Али и его сестрой Хаиницей в тюрьму Кардики, откуда они вышли лишь тогда, когда один грек заплатил за них выкуп.

Много лет прошло с тех пор, и Хамко оказалась при смерти, но в сердце ее по-прежнему жила лютая ненависть. Намереваясь дать сыну некоторые поручения, она посылала к нему курьера за курьером, чтобы он приехал выслушать ее последнюю волю, но смерть, которая скачет на крылатом коне, опередила всех, и Хамко сообщила свой последний завет Хаинице, а потом, собрав последние силы, приподнялась на постели, призвала в свидетели Небо, что из могилы проклянет детей своих, если они не исполнят ее предсмертной воли, и, истощенная этим последним усилием, тут же умерла.

Час спустя приехал Али, сестра его еще стояла на коленях возле тела. Он бросился к постели, но, увидев, что Хамко уже умерла, спросил сестру, не поручила ли она ему чего-нибудь.

– Она приказала истребить всех до последнего жителей Кормово и Кардики, у которых мы были в неволе, и грозила проклясть нас, если мы не исполним ее волю.

– Покойся с миром, матушка, – сказал Али, протягивая руку над трупом матери, – все будет сделано, как ты приказала.

Одно из этих поручений было вскоре исполнено: Али атаковал Кормово ночью, врасплох, и перебил мужчин, женщин, стариков, детей – всех жителей, за исключением тех немногих, кому удалось бежать в горы. Примаса, который оскорбил Хамко, посадили на копье, разорвали раскаленными щипцами и сожгли на медленном огне между двумя кострами.

Прошло тридцать лет, и Али, казалось, не вспоминал о втором поручении. Разрушенная Гоморра ждала развалин Содома. За эти годы Хаиница не раз настойчиво напоминала брату о клятве, но тот всегда отвечал: «Подожди, всему свое время». И вот однажды Янина пробудилась от криков женщины. Аден-бей, последний сын Хаиницы, умер, и мать, как безумная, в разодранном платье, с растрепанными волосами, с пеной у рта бегала по улицам и требовала, чтобы ей выдали врачей, которые не спасли ее сына. Хаиница хотела броситься в колодец гарема, но ее удержали, тогда она вырвалась и побежала к озеру, но и там ее остановили. Поняв, что ей не дадут убить себя, она вернулась во дворец, разбила молотком свои бриллианты и другие драгоценные камни, побросала в огонь свои шали и меха, поклялась целый год не призывать Пророка, запретила своим служанкам поститься в Рамазан, выгнала из своего дворца дервишей, остригла гривы у коней своего сына, приказала вынести диваны и подушки и легла на рогожу, разостланную по полу. Потом вдруг вскочила – ей пришла в голову страшная мысль: причина смерти ее сына – проклятие неотомщенной матери, ребенка ее нет больше на свете, потому что Кардики еще существуют.