– Как вам угодно, граф, – ответил меланхолично Поль. – Я, знаете, тоже люблю французский язык больше всякого другого, потому что и моя родина – Франция.
– Однако, увлекаясь языками, – сказал Эммануил насмешливо, – вы, надеюсь, не всегда забываете о деле. Может, вспомните и о том, за которым ко мне пожаловали?
– Ваша правда, граф. Дело, которое привело меня к вам, вот какое. С полгода назад, гуляя в Пор-Луи по берегу, вы заметили на внешнем рейде фрегат с узким кренгованием, высокими тонкими мачтами и, конечно, подумали: «Видно, капитану этого судна нужен ходкий корабль, раз на нем так мало дерева и так много парусов», – и поэтому вам пришло в голову, что я какой-нибудь флибустьер, то есть пират. Ведь верно?
– Но разве это не так?
– Я не раз удивлялся, граф, вашей сметливости и остроте взгляда, который сразу проникает в суть вещей, – сказал Поль с легкой иронией.
– Комплименты мне ни к чему, – сердито ответил Эммануил. – Давайте лучше поговорим о деле.
– Тогда вы тоже так рассуждали и попросили какого-то лейтенанта отвезти вас на этот фрегат, где познакомились со старым капитаном. У вас было предписание морского министра, в котором всякому командиру судна, идущего под французским флагом в Мексиканский залив, вменено было в обязанность отвезти по вашему требованию в Кайенну одного государственного преступника. Помните? Звали его Лузиньян.
– Все это правда.
– Я исполнил это предписание. Я не знал тогда, что вся вина этого мнимого государственного преступника состояла в том, что он любил вашу сестру.
– Капитан!.. – зло сказал Эммануил, вскочив со стула.
– Какие у вас прекрасные пистолеты, – продолжал спокойно Поль, рассматривая оружие, которое граф небрежно бросил на стол, войдя в комнату.
– И они заряжены, – проговорил Эммануил с выражением, которого нельзя было не понять.
– А надежны они? – спросил Поль с притворным равнодушием.
– Вы хоть сейчас можете их опробовать, если вам будет угодно выйти со мною в парк, – ответил Эммануил.
– Зачем, это можно сделать и здесь. – Поль опять притворился, что не почувствовал вызова в словах графа. – Вот хорошая цель и на порядочном расстоянии.
Капитан быстро взял пистолет, взвел курок и направил ствол его через открытое окно к верхушке дерева. На верхней ветке сидел и весело чирикал зяблик, раздался выстрел – и крохотная птичка, разорванная пополам, упала на землю. Поль спокойно положил пистолет на стол.
– Да, ваши пистолеты хороши, – сказал он.
– Должен выразить вам свое восхищение, – воскликнул Эммануил, – вы удивительный стрелок!
– Немудрено, граф, – произнес Поль с обычным своим меланхоличным видом. – В долгие штили мы, моряки, вынуждены искать развлечений, которых у вас, сухопутных, так много. Иногда стреляем по морским рыболовам, которые бросаются с воздуха, чтобы схватить на поверхности воды рыбу, по ласточкам, которые, утомившись от длинного пути, садятся отдыхать на реи. Вот, граф, каким образом приобретается ловкость в искусстве, которое кажется вам совершенно непонятным в моряке.
– Продолжайте, капитан, только, если можно, вернемся к нашему общему знакомому.
– Извольте, граф. Лузиньян оказался честным и храбрым молодым человеком. Он рассказал мне свою историю, и я узнал, что он был сыном близкого приятеля вашего отца и что, оставшись после его смерти без денег и круглым сиротой, был принят к вам в дом за два года до того, как по какой-то таинственной причине маркиз лишился рассудка. Что он воспитывался вместе с вами и с самого начала вы возненавидели его, а сестра ваша полюбила. Он рассказал, как вместе с Маргаритой они росли в этом уединении и замечали свое одиночество только тогда, когда не были вместе, о своей юношеской страсти и чувстве вашей сестры. Вы знаете, ведь она, как Юлия, – помните, у Руссо? – сказала ему: «Я буду принадлежать тебе или могиле».
– О, она, не сомневайтесь, сдержала свое слово!
– Знаю! И вы, благородный – ведь так считает свет? – молодой человек, безудержно поносите чувство молоденькой девушки, которая по своей чистоте и невинности не могла устоять против природного влечения и любви? Из рассказа Лузиньяна я понял, что ваша мать, постоянно ухаживающая за больным мужем, не могла наблюдать за дочерью… Я знаю не только о слабостях вашей сестры, граф, но и о необыкновенной преданности вашей матери, хотя, на мой взгляд, она женщина строгая. Может быть, потому, что ей никогда в жизни не случалось совершать проступка… Однажды ночью ваша матушка услышала приглушенные стоны. Она зашла в комнату Маргариты и, подойдя к постели несчастной, вырвала у нее из рук младенца, который только что родился. Маргарита потеряла сознание при виде матери, и ребенок бесследно исчез из вашего замка. Так ли это было, ваше сиятельство? Верно ли рассказали мне эту страшную историю?
– Да, – ответил Эммануил, совершенно пораженный, – я должен признаться, что вам известны все подробности.