«…Беспорядок на площади царил необычайный. Покореженные автомобили, трубы, полусгнившее тряпье, скелеты, банки, мотки ржавой проволоки, полуобгоревшие автомобильные покрышки, битые кирпич и стекла, трухлявые доски, утыканные ржавыми гвоздями, игрушки, какой‑то мелкий мусор неопределенного происхождения, сухие листья — все это сплошным неровным ковром устилало всю поверхность площади, а в самой ее середине в обрамлении тяжелых металлических цепей возвышалось на гранитном постамента какое‑то непонятное бронзовое сооружение — то ли некий священный символ этого города, то ли идиотский выдрик местного абстракциониста. Более всего оно походило на бесформенную статую гомо сапиенс мужеска пола. Стояло оно на двух ногах, коротких и толстых, прочно и основательно, рук у него, кажется, не было, а с того места, где полагалось быть голове, устремлялся куда‑то вдаль, куда‑то в заоблачные выси, суровый металлический взгляд обращенного к небу глаза на тонком штыре.
Ну и обстановочка, подумал Виктор растерянно, на Тутмосе обстановочка, помнится, тоже была далеко не сахар, но эта свалка, честно говоря, покруче Тутмоса. С чего же тут начинать?
Он посмотрел сначала на Элвиса, потом на Грэхема, которые стояли рядом и с обескураженными лицами разглядывали миазмы этой убогой цивилизации.
— Так что будем делать, старики? — бодро спросил он.
«Старики“ одновременно, как по команде, пожали плечами, а Элвис, чуть помедлив, неуверенно произнес:
— Пожалуй, катер здесь ни к чему. Только технику загробим, — и замолчал, многозначительно поглядывая то на Виктора, то на Грэхема.
— Узнаю душку Элвиса, — сказал Льюис с язвинкой. — Так и ждет он, глупый кот Базилио, возможности посачковать.
— А что? — откликнулся Элвис нахальным голосом. — В биллиардной шары без дела ржавеют, а я тут кисну, форму теряю, а мне еще у Сикоки девять партий отыгрывать.
— Не у Сикоки, а у Сикоку, — поправил педантичный Грэхем.
— А еще биллиардные шары не могут ржаветь. Они ж костяные, — добавил Виктор.
— Один черт!
— А вообще‑то он прав, — сказал Виктор, глядя на Грэхема, — катер тут действительно ни к чему. — Он повернулся к Элвису. — Ладно, старик, можешь проваливать в свою биллиардную, без тебя управимся.
Элвис тотчас же, громыхая ботинками, полез в кабину, устроился там поудобнее и, оскалив зубы, помахал обтянутой коричневой материей рукой.
— Вали, вали, — проворчал Грэхем.
Катер, взметнув густые клубы пыли, совершенно бесшумно взлетел в небо и через несколько секунд растворялся в сверкающей голубизне.
— Так какие у нас, гвардеец Грэхем, планы? — осведомился Виктор.
— О, планов у нас сколько угодно, — сказал Льюис. — Очень много у нас планов. Например, план номер один: ввинчиваемся в эти кварталы, прочесываем все находящиеся там дома, обнаруживаем аборигена, хватаем его за шкирку, а затем за чашкой чая он нам доверительным шепотом рассказывает о своих бедах. Мы умиляемся до слез, а потом принимаем все необходимые меры…
— Не годится, — оборвал Виктор Грэхема. — Делать ставку на аборигенов неразумно. Если эти дети трущоб и имеют здесь место, то отыскать их вряд ли удастся. Прячутся, мерзавцы.
— Хорошо. Тогда план номер девятнадцать. Весь свой духовный и интеллектуальный потенциал, весь без остатка, устремляем на поиски центров средств массовой информации.
— Вот это уже кое‑что, — сказал Виктор одобрительно. — В первую очередь нужно уделить внимание телецентру, вышка уже изрядно намозолила мне глаза, а во вторую — отыскать редакцию какого‑нибудь местного периодического издания — газеты или, скажем, журнала. Должна же там быть хоть какая‑нибудь информация. Но для затравки, гвардеец Грэхем, предлагаю обследовать вон то симпатичное здание с фальшивыми белыми колоннами.
— Как прикажете, господин капрал.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что здание сохранилось не так хорошо, как это казалось издали. Время и стихии здесь успели вволю похозяйничать. Массивные белые колонны были густо исполосованы мелкими трещинами, искусная лепка, украшавшая фасад, местами пообвалилась, обнажив грязно–серую кирпичную кладку, а с плоской крыши, угрожающе покачиваясь на легком ветру, свисали кое–где широкие листы кровельного железа, сорванного, очевидно, бушевавшим когда‑то ураганом. Такие же листы лежали в изобилии и у основания здания.
Внутри, в вестибюле, было тихо и пусто. Только вдоль высоких окон тянулся унылый ряд деревянных кадушек с какими‑то засохшими растениями да справа в углу скалился из груды костей облепленный пучками рыжих волос человеческий череп. В конце вестибюля, уходя куда‑то в глубины здания, брали начало два широких коридора, а между ними на пятиметровом участке стены, как раз напротив входа, висели портреты каких‑то сумрачных личностей в темных одеждах. Административное здание это, что ли, подумал Виктор.
Или, быть может, контора какой‑нибудь частной фирмы. Черт их разберет, этих аборигенов.
Грэхем немедленно направился в один из коридоров, а Виктор, приблизившись к портретам, принялся разглядывать суровые скуластые лица.