Через полчаса, а именно столько времени космодесантники затратили на дорогу, выяснилось, что вожделенная ими редакция местной газеты помещалась в огромном квадратном семиэтажном здании, сооруженном в ультрасовременном стиле из стекла и бетона. Время, стихии и другие мелкие напасти его ничуть, казалось, не состарили. Все так же, как и сто, наверное, лет назад, игриво поблескивали под лучами стоящего в зените Мэя оконные стекла, все, без исключения, целые; металлические колодцы выведенных наружу лифтов нисколько не поржавели, а перед самым входом на небольшом постаменте располагался свежий на вид, будто вчера только отлитый, бронзовый бюст какого‑то мужчины.
— Обнадеживающие признаки, — заметил Виктор.
Грэхем в этот раз промолчал, пожал только плечами, к чему, мол, гадать, там будет видно. Войдя в здание, он сразу же, насвистывая некую замысловатую мелодию и заглядывая во все двери, принялся бродить по запутанным коридорам первого этажа, а Виктор, поднявшись по широкой мраморной лестнице на второй, обнаружил там довольно обширную комнату, весь пол которой был, словно хлопьями желтой пены, устлан кипами старых газет. При малейшем прикосновении они, как сопревшая до последней степени материя, расползались, превращаясь в какие‑то неопределенные клочья, просыпавшиеся между пальцев. Прочитать их не было никакой возможности, и Виктор, оставив свои попытки, поднял с пола кресло, уселся в него и принялся ждать Грэхема.
Все это, в принципе, можно восстановить без особых проблем, подумал он, оглядывая помещение комнаты. Направить сюда толковых ребят с толковой техникой, пусть поработают. Главное, не стоять у них над душой и, что, наверное, даже важнее, не давать стоять у них над душой Аартону. Тогда эти убогие перлы снова станут выглядеть как новенькие. Неплохая, в общем‑то, мыслишка. Не забыть бы только потолковать об этом с шефом… Где же Грэхем? Ч–черт! Вечно его приходится ждать. Опять, наверное, готовит какую‑нибудь очередную пакость.
Он повернул голову к двери и стал прислушиваться к тому, что творилось на первом этаже. Сначала там стояла тишина, потом вдруг что‑то с грохотом рухнуло, зазвенело что‑то — то ли стекло, то ли листы железа, и как только шум этот утих, снова раздались беспечное посвистывание, хлопанье дверей и мерный цокот металлических ботинок. Развлекается, душка Грэхем, подумал Виктор. Вскоре шаги приблизились, затихли, и в дверном проеме возникла сутуловатая фигура Льюиса, улыбавшегося во весь рот.
— Отдыхаете, господин капрал, — сказал он. — И правильно делаете. Все эти носители информации не выдержали испытания временем. Рад это констатировать, ибо, можете мне поверить, нам пришлось бы после их изучения заканчивать свои дни в сумасшедшем доме. Ты только посмотри, сколько их здесь. — Грэхем повел вокруг рукой и вдруг пошел прямо по газетам, топча их и расшвыривая в стороны.
— Идиот! — крикнул Виктор. — Прекрати немедленно. Все это легко восстановить.
— А зачем? — сказал Грэхем, все же останавливаясь. — Надеешься обнаружить что‑нибудь заслуживающее внимания? Напрасно надеешься. Тот, кто уничтожил цивилизацию, наверняка позаботился и о том, чтобы ликвидировать всю информацию, которая могла бы пролить свет на события, имевшие здесь место. А скорее всего, сударь мой, никакой информации тут и не было. Цивилизация, как пить дать, погибла в однодневье или даже в одночасье, так, что даже никто и пикнуть не успел, до газет ли им тут было?
— Опять двадцать пять, — сказал Виктор, поморщившись. — И в кого ты такой уродился, демагог доморощенный?
— Нет, братец ты мой, я не демагог, — сказал Грэхем, широко раздувая ноздри. — Не демагог я. Просто я нутром чую, всеми своими фибрами, что мы не там копаем. Понимаешь ли ты это? Можешь ли ты это понять, австралопитек этакий? Я чую. Чую я, и все тут.
— Я тоже чую, — признался вдруг Виктор. — Мне кажется, нам стоит заняться историей этой планеты. Наверняка на каком‑то этапе обнаружатся пробелы в духовном и интеллектуальном развитии местного населения. В них, очевидно, и кроются причины гибели цивилизации.
Грэхем посмотрел на Виктора с интересом.
— Ну?
— Чего «ну“? — сказал Виктор сердито. — Я знаю столько же, сколько знаешь ты. Своей головенкой надо думать.
— Хар–роший у нас разговор получился, — заметил Грэхем, ухмыльнувшись. — Ладно, старик, если ты не против, я, пожалуй, вызову катер. На сегодня, кажется, все…»
* * *
Светлана Лаврентьева, компаньонша унылого субъекта по кооперативу, оказалась высокой светловолосой девушкой лет 22–24. Как заученный урок, она почти без запинки протараторила историю, уже известную ранее Херманну.