Дженнис забилась в кресло и внешне представляла собой пациентку психиатрической клиники. Она вообще не произнесла ни слова и лишь медленно водила глазами по унылой мрачной комнате, да теребила локон на правом виске.
Снегирева была более оживлена и несколько раз безуспешно пыталась завести разговор, но это происходило скорее для того, чтобы как‑то заглушить в себе страх.
Лоуренсу посчастливилось отыскать на комоде книжку и он углубился в нее, наверное просто рассматривая буквы, нежели читая их и вникая в смысл. Изредка он оставлял ее в кресле и подходил к окну, задерживаясь там минут на десять, не более. С пистолетом он был неразлучен и все гадал, внушает ли он девушкам хотя бы какую‑нибудь уверенность… Глядя на Дженнис, угадать это было трудно.
Примерно за час до наступления сумерек, Лоуренс почувствовал себя значительно хуже: рана на руке тянула, пульсировала и создавала массу других неприятных ощущений, от которых Том спасался алкоголем. Лучше ему не становилось и скоро у него начался жар. Он отшвырнул книгу и потрогал лоб, ощутив на руке дыхание, такое горячее, что его можно было сравнить со струей пара из чайника. Все тело ломило, а рана, казалось, выворачивалась наизнанку.
Лоуренс встал, озадаченно посмотрел на револьвер, после нескольких секунд раздумья положил его на столик и направился к двери. Даже мисс Копленд вышла из транса и метнула удивленный взгляд ему вслед.
— Вы покидаете нас, мистер… ой все забываю вашу фамилию, — разволновалась Вера. Взгляд Джулии задавал тот же вопрос, она встала с кровати.
— Спущусь в свою комнату, возьму аспирин и вернусь, — не оборачиваясь ответил Лоуренс и взялся за дверную ручку, но слабый голосок девочки все же заставил его повернуться.
— Дядя Том, мне можно с вами? Мне надоело в этой комнате…
Снегирева нарочито громко фыркнула, думая, что Джулии не нравится общество Дженнис и ее.
— Не стоит, малышка, — ласково проговорил Лоуренс, — я возьму лекарства и сразу вернусь. Хорошо?
Девочка вздохнула и кивнула белокурой головкой. Лоуренс хотел улыбнуться, но у него ничего не получилось: высокая температура давала о себе знать.
Дверь закрылась, и в спальне повисла тяжелая тишина, от которой звенело в ушах. Казалось, можно было слышать хлопанье ресниц. Это продолжалось две–три минуты, а затем все изменилось настолько, что уж лучше бы стояла гробовая тишина.
Где‑то в недрах здания послышался негромкий звук, похожий на призыв о помощи. Он донесся всего один раз, и его услышала одна Джулия: она прислушалась и подошла к двери. Вера оторвала взгляд от тусклого подсвечника и с интересом на нее посмотрела:
— Ты все‑таки пойдешь за ним?
— Мне показалось, что дядя Том зовет нас, — тихо произнесла девочка.
— Вот именно, показалось… В этом ужасном доме может показаться все, что угодно. Надеюсь ты не пойдешь вниз?
— Но он звал нас, — наивные детские глаза смотрели на Снегиреву с надеждой и не встречали никакой поддержки. — Давайте сходим… Вера скривилась:
— Низа что! И ты не пойдешь, девочка, тебе нечего там делать… Уже темнеет.
— А вы? — Джулия с надеждой посмотрела на ушедшую в себя Дженнис. Та мельком взглянула на дверь и снова вперилась в потолок, равнодушно при этом бросив:
— Все равно все мы здесь умрем!
Джулия побледнела, но от двери не отошла:
— Пойдемте, дядя Том надеется на нас… Он оставил нам пистолет… Ему может быть очень плохо… — едва не плача говорила девочка.
— Что ты все заладила: дядя Том, дядя Том, никто из нас ему не поможет. Лично я не умею стрелять из этой штуки, — Снегирева посмотрела на револьвер, как на гремучую змею.
— Я пойду, посмотрю, — упрямо поджав губы, всхлипнула Джулия и открыла дверь. Снегирева рванулась к двери словно пушечное ядро и схватила девочку за руку:
— Стой, ненормальная! — едва не задохнувшись, выпалила она. — Я не пущу тебя! Он мужчина, он справится, слышишь?
Джулия не стала вырываться, и Вера отпустила ее маленькую ручонку.
— Ты же не пойдешь, ведь правда? Сейчас мы вернемся в канату и будем ждать всех остальных. Они скоро вернутся. Ну… пойдем? — девушка подтолкнула Джулию к двери, но та, совершенно неожиданно увернулась и бросилась через бильярдную на первый этаж. Снегирева оцепенела, мысленно призналась себе, что сама бы туда никогда не пошла. Она вернулась в спальню, взяла револьвер. Повертела его в руках с таким видом, словно держала препарированную лягушку. Сделала шаг к выходу, затем остановилась, задумавшись и, наконец, бросив револьвер на пол, подбежала к двери и приперла ее спиной. Она часто и глубоко дышала, а ее грудь то поднимала, то опускала ее блузку.