И вот я уловил сигнал. Вначале слабый писк отчаянья и беспомощной девичьей ненависти, затем слова.
— Что теперь делать? Что делать?.. Сказать маме… Она меня убьет. Ей так не нравится Виктор. Она это говорит всем подряд. А если я скажу, что беременна, она с ума сойдет. Она натравит на него брата и милицию, кого угодно. Чтобы уничтожить… Ну и пусть уничтожает! Подлец! Он спросил, уверена ли я, что это его ребенок. Сволочь! У меня могло быть столько парней, ему столько девок за всю жизнь не перетрахать. Но я ведь ни с кем, кроме него, потому что люблю его. Не могу с тем, кого не люблю. Пусть изнасилуют, а сама — нет!
Интересные мысли, — подумал я. — Глупышка не знает, что бывают вещи похуже изнасилования.
Подул неожиданно сильный и холодный ветер. Девушка съежилась и нервно огляделась по сторонам. В душу ее закрался страх. Она оглянулась и увидела зарево над парком, услышала успокаивающий грохот бас–гитары и ударника.
— Всего несколько кварталов… мама ждет. Что ей скажу, почему у меня красные глаза… И губы небось опухли… Всегда я их кусаю… А–а, все равно…
Сзади послышался шорох. Девушка обернулась, что–о большое белое промелькнуло в развалинах сносимых домов.
Я видел себя ее глазами, я почувствовал ее испуг — ледяную волну, окатившую тело.
Черт! Как я неуклюж. Стоп! Не шевелись! Она стоит и смотрит в твою сторону. Щурится, чтобы лучше видеть. Ну вот, наконец успокоилась… О–о! Опять эти мысли. Глупышка!
Девушка стремительно шагала по улице, чувствуя, как громко стучит ее сердце. Она вспоминала мамины слова — будешь шляться, тебя обязательно изнасилуют или сделают что‑нибудь ЕЩЕ ХУЖЕ.
После этих слов она пошла еще быстрее и на перекрестке повернула направо. Оглянувшись, она увидела снова белый силуэт, метнувшийся под прикрытие тьмы у стены.
Черт! Она опять засекла меня! Как я неуклюж! Девушка бросилась бежать.
Когда она осмелилась посмотреть через плечо, то в лунном свете увидела меня: скелет с оскаленным ртом, жаждущий ее крови.
Девушка споткнулась, вскрикнула и едва не упала. Но чудом удержалась на ногах и помчалась дальше, еще быстрее, потому что расстояние между нами сокращалось.
Еще раз обернувшись, она истошно завопила, не надеясь уже, что удастся убежать от меня. Но люди в домах были глухи к ее мольбам о помощи.
Я настиг девушку, схватил за волосы и рванул назад. Взмахнув руками, она опрокинулась мне на грудь. Извернувшись, уперлась ладонями в ребра, рвалась и брыкалась отчаянно. Ногти ее проскребли по моим костяным щекам, один сломался о край пустой глазницы, глаза девушки метнулись к моему лицу, и она замерла, как кролик перед удавом.
— Хватит бегать, милая, хватить бегать, — подумал я и мне показалось, она услышала. Руки ее упали, ноги стали подкашиваться, глаза закатываться.
Костлявой рукой я зажал девушке рот, другой подхватил ее под спину и, подняв на руки, понес к ближайшему полуразрушенному дому.
Этой же ночью в квартире Бориса на жертвенном столе она узнала, что мама была права, на свете бывают вещи похуже, чем изнасилование.
— Господи! — вскричал я, стиснув рукою грудь. Казалось, сердце сейчас разорвется от муки. — Никогда я не верил в тебя и не просил ни о чем! Но если ты есть, приди! Помоги мне! Я не могу больше так жить! Не могу! Я — убийца, кровосос, живой мертвец! И моя жена ждет от меня ребенка. А кто он?.. Порождение крови убитых мною людей. Несчастное дитя ожившего мертвеца. Кем он станет?! Чудовищем?!
Я бы оборвал эту никчемную страшную жизнь, но я не знаю как. Борис не отпустит меня. Я нужен ему, зачем, я не знаю.
— Господи! — снова позвал я его и зарыдал, закрыв лицо ладонями.
— Я здесь. Перестань лить слезы. Будь мужчиной… Услышав ЕГО голос, я отдернул руки от лица и сквозь туман слез взглянул на НЕГО. ОН выглядел усталым и печальным. Темные волосы тяжелыми прядями обрамляли лицо. Одежды были измяты, а сандалии в пыли.
Ему много пришлось потрудиться сегодня, — подумал я.
— Много, — кивнул ОН. И много еще надо сделать. Я пришел, потому что ты — особенный случай. Есть злодеи, по сравнению с которыми ты — невинный ребенок. Но и твоя ноша велика. Не ищи всех своих грехов в этой ЖИЗНИ. Люди часто вопрошают у меня: Господи, за что?! За все грехи, совершаемые в предыдущих жизнях. По мере вины и судьба.
— Что же я такого натворил?
— Ты не узнаешь этого никогда. Таков закон. Предыдущие жизни должны быть скрыты от людей, чтобы у них хватало мужества жить. Если бы они помнили все свои грехи, все муки, все ужасы предыдущих жизней, многие убивали бы себя по малодушию. Убивали бы, когда узнали бы, какую бездну подлостей и жестокостей совершили и как долго и тяжко придется искупать грехи. Но другого пути нет и не будет. Люди должны жить, должны использовать возможность очиститься, либо окончательно загубить свою душу и пойти в услужение Князя Тьмы, как Борис.
— Значит, все, чему учит церковь — ложь?