«Приключения, Фантастика» 1996 № 06

«Лисья рожа! — снова мысленно выругался очкарик и нервно заиграл желваками. — Опять хороший куш отхватит. А повышение — это уж точно!» И в сердцах проклиная свою чертову службу, свой опостылевший отдел и весь этот идиотский мир, отчаянно проскрежетал зубами.

А рыжий, не торопясь, подошел к столу, артистично поддел картину, небрежно сунул ее под мышку, глянул на розовощекого, едва заметно ухмыльнулся и злорадно подумал: «Ну что, переспелая хрюшка, получил?» И чинно прошагал из кабинета — провожающий взгляд коллеги по Управлению был откровенно недобрым, завистливым, злым.

И только когда закрылась дверь, розовощекий неожиданно подумал: «А ведь мог и не приходить. А пришел… Зачем? Наверное, все же чего-то боится, на всякий случай ищет козла отпущения… Дудки! Я ничего не видел и ничего не знаю!»

Все это время беглец и Галинка напряженно наблюдали за происходящим. И хотя разговор окружающих их людей не был им слышан, все же по жестам, мимике, темпераменту они многое понимали, то и дело удивляясь одному и поражаясь другому. Но более всего развернувшееся вокруг действие ошеломило, конечно, Галинку, и особенно — то, что многое из увиденного было, как бы, скопировано с ее родины, с ее зоны-государства.

Все было пугающе знакомо, до жути похоже: и люди, и здания, и даже местность, все — что успела она разглядеть или случайно заметить по пути сюда, хотя состояние неестественности, нездоровой взвинченности, какой-то ирреальности, даже мистики не покидало ее. И только теперь, уже чуть успокоившись, немного придя в себя, но еще находясь там, в том пространстве, — ограниченном, непонятном, таинственном, однако сознанием принятым, телом не отвергнутым, — она вдруг сумела сравнить, осмыслить увиденное и сделать этот неожиданный, потрясший душу вывод.

Это удивляло, ошеломляло, но, одновременно… и подавляло, вводило в недоумение, тупик, заставляло отвергать происходящее, принимать все виденное за тяжелый необузданный бред, нездоровый сон, за гипертрофированное воображение уставшего, измученного парадоксами мозга.

И вскоре Галинка окончательно растерялась. Растерялась от мельтешивших перед ее глазами потолков, дверей, стен, от многочисленных лозунгов на них, от всевозможных портретов там и тут, от хаотически скользящих вверх, вниз, взад, вперед разнообразных рук, ног, глаз, губ, неожиданно, внезапно превращавшихся в лица, головы, тела — удивительно знакомые, на кого-то похожие. До умопомрачения, безумия. Но на кого? На кого так похожие?!.

И еще одно обстоятельство напоминало об ее реальном мире, об ее Республике, об ее родине — не менее важное, не менее ошеломляющее. До жгучей разрывающей боли где-то внутри ее крохотного, псевдоматериального тела она чувствовала, она видела своим обостренным до крайности сверхчутким восприятием, что и духовная, что и нравственная жизнь этих клоунов-людей мало чем отличалась. А если и отличалась, то только в деталях — в одежде, в лозунгах, в призывах…

Рыжий почтительно пригнулся и принялся подобострастным голоском бесконечно преданного служаки докладывать о последних событиях какому-то важному хмуро-надутому вельможе. Сидел этот представительный тип за огромным искусно выделанным столом, посередине большой, блестящей серебром и золотом комнаты, стены которой были сплошь и рядом увешаны огромными транспарантами вперемежку с флагами разных расцветок и не менее красочными портретами таких же, как и хозяин кабинета, напыщенно-строгих морд.

— Это все? — пошевелил отвислой губой обладатель роскошных палат.

— Так точно, экселенц, — услужливо кивнул рыжий и осторожно просеменил к троноподобному месту, положил на стол картину, неслышно отступил назад.

Первый вскочил, нетерпеливо схватился за рамку, жадно впился маленькими едкими глазками в полотно, довольно пожевал губами, потискал ямочку на подбородке, удовлетворенно хмыкнул и изрек, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Значит, теперь можно смело и во всеуслышанье оповещать всех своих друзей и врагов, что эта удивительная вещица является нашей законной собственностью, да? Прекрасно!.. — И хитро прищурился в сторону рыжего. Но взгляд был устремлен мимо, за его спину, к окошку и — дальше, куда-то вглубь, в пространство.

— Да, теперь у нас есть неплохая возможность диктовать свои условия соседям, — осмелился высказаться рыжий.

— Прекрасно, прекрасно, — задергал головой Первый, словно сбрасывая с нее какую-то липкую паутину и, казалось, совсем не обращая внимания на слова подчиненного. — Прекрасно… Представляю рожу у соседей. Ха-а!.. — И плюхнулся в кресло, довольно растянув влажные губы, затем вдруг встрепенулся, сжал до посинения кулаки, саданул ими по подлокотникам и грозно прорычал куда-то в сторону: — Теперь я покажу этим свиньям!

Наверное, с минуту он сидел не шевелясь, стиснув пальцы в тугие кулаки и уткнувшись взглядом в пустоту, после резко вскинул голову, посмотрел на замершего в полунаклоне рыжего и озабоченно поинтересовался:

— А она не подведет?