— Что?! — испуганно дернулся старик, опять заморгал, но все же подошел ближе, внимательно, с опаской, оглядел их с ног до головы, — точно так же принюхиваясь, как и недавно к картине, и тыча носом чуть ли не в лица, — после резко отпрянул, замахал руками, словно отгоняя видения, и простонал еле слышно: — Господи!.. И впрямь похожи! Что же это?!.
— Успокойтесь, — беглец коснулся локтя старика. — Мы действительно с картины сошли. Но мы люди, не духи… Успокойтесь. — Помедлил, пока тот придет в себя, и продолжил: — Скажите, тут много охраны?
Пантелей Елизарович обалдело вылупил глаза, наверное, с полминуты смотрел на незнакомца не моргая, затем замотал головой и кое-как выдавил:
— Много!.. Очень много! — Потом торопливо затараторил: — Но я вам помогу!.. Помогу!.. Обязательно помогу! Подождите!.. — И попятился к двери.
Заперев ее, он какое-то время стоял не шевелясь, словно к чему-то прислушиваясь, а может быть, переводя дух и благодаря Бога, что выбрался из этого жуткого помещения живым и невредимым; после осторожно, будто не веря только что увиденному, постучал в дверь и просипел:
— Вы здесь?
А получив удовлетворительный ответ, растянул в подобие улыбки губы, довольно хмыкнул и, цокая по коридору стальными подковами сапог, быстро поковылял к секретному лифту — единственной ниточке, соединяющей это мрачное подземелье с внешним миром.
Снова наступила зловещая тишина, лишь где-то далеко за дверью монотонно капала вода, наполняя воздух каменного каземата почти осязаемой, ощутимо вязкой, дурно вонючей, до удушья сжатой, нудно-звенящей глухотой.
Галинка опустилась на корточки, прислонилась спиной к холодной сыроватой стене. Беглец тоже присел, дотронулся до рук девушки. Так и сидели они минут десять — молча, опустив головы, прислушиваясь к малейшему стуку, шороху за дверью, иногда путая свое гулко колотившееся сердце с тяжелыми шагами по коридору.
А когда стало совсем невмоготу, — и не потому, что ноги онемели, а от тяжелого, томительного ожидания, — они, не сговариваясь, враз поднялись и все так же, не выпуская друг у друга рук, направились снова к той ненавистной двери. И в этот момент послышалось приближающееся шарканье шагов. Однако в характерный для старика ритм ходьбы вмешался еще один, совсем незнакомый звук.
Беглец первым уловил этот посторонний цок — парень прижал палец к губам и легонько, на цыпочках, потянул Галинку в сторону, к стене. Железные засовы резко лязгнули, дверь жалобно скрипнула и нехотя отворилась. В проеме показалась плотная фигура незнакомого человека в черной кожаной куртке и ослепительно белых брюках, броско контрастирующих с блестящими темно-коричневыми туфлями на высоком заостренном каблуке.
Он настороженно пошарил по углам слегка затемненными стекляшками очков, быстро обнаружил у стены прижавшихся друг к другу молодых людей, уколол их удивленным взглядом, сморщился в улыбку, обернулся к стоящему сзади по стойке смирно старику, еле заметно кивнул ему и отошел в сторону.
Охранник встрепенулся, услужливо оскалился, шагнул вперед и начальственно распорядился: — Выходите!
Беглец отстранился от девушки, шагнул к двери и сказал:
— Нам нужно обязательно взять с собой картину.
Глаза у старика обеспокоенно забегали, он закачал головой, но человек в кожаной куртке не дал ему что-либо возразить, проговорив:
— Хорошо, возьмите ее.
А когда беглец переступал порог, взгляды их неожиданно встретились. И он узнал человека в кожанке! Это был тот, на кого они с Галинкой напоролись, когда заходили в дом за лекарством для старухи,
«Что же это?.. Государства-близнецы с людьми-близнецами?! — ошалело пронеслось у него в голове. — Невероятно! Бред, да и только!..»
Парень еще раз оглянулся. Да, это был он. Или его точная копия. И телесная, и, вероятно, духовная. Но так ли это? Например, старик был внешне похож на того, за столбами, но вот поведение его — подозрительное. Там он помог. А здесь? В этом мире?..
Из-за терзавших душу догадок он было совсем забыл о своей спутнице, вернее, не забыл, — просто увлекся, ушел в себя, задумался. Сейчас же, уже втиснутый вместе с конвоирами в подъемный лифт, он еще сильнее сжал ее маленькую теплую ладонь. А почувствовав ответное пожатие, машинально посмотрел на девушку. И — не узнал.
Губы у Галинки дрожали, лицо побледнело, а на вдруг появившейся мелкой сеточке морщинок у наполненных страхом и растерянностью глаз выступили маленькие блестящие бисеринки пота. И беглец понял: она тоже узнала его.
Он осторожно взял девушку за плечи — она доверительно прильнула к нему. И не понятно было парню: или вздрагивает от подъема этот допотопный, давно не смазанный лифт, или бьется мелкой дрожью хрупкое девичье тело.
Минут через пять они уже подходили к кабинету следователя. И как беглец не пытался заговорить со стариком и спросить, что все это значит, тот лишь хрипло отнекивался и ехидно скалился.
Таким циничным, таким подлым предательством, такой чудовищной изменой некогда доброго, умного, честнейшего человека Галинка была потрясена до основания.