Наконец нахожу давно нехоженную звериную тропку. Отмечаю поворот от болота вправо и углубляюсь в чащу. Над головой сомкнулись кроны, не пропускающие солнечных лучей к сырой почве, покрытой толстым слоем гниющей хвои. Под ногами потрескивают ветки и шишки, часто попадаются скрытые мохом скользкие валуны, полусгнившие колодины.
А темнота все гуще и гуще. Застоявшийся и, как в заброшенной шахте, пахнущий гнилью воздух с каждым шагом становится сырее и прохладнее. Тропка исчезла, и каждый шаг надо брать с боем. Сухие ветви елей безжалостно царапают лицо и руки, цепляются за рюкзак, рвут одежду, а космы лишайника плотной повязкой закрывают глаза, связывают руки, путают ноги.
Хаос внизу, хаос над головой. Отживших свой век и засохших таежных стариков, наклонившихся к земле, поддерживают в воздухе более молодые и еще крепкие их соседи. Живые не дают упасть мертвым, и они, покрытые лишайником и гигантскими «копытами» трутовиков, сгнивают в воздухе, наполняя тайгу тошнотворным запахом. А те, которым посчастливилось упасть на землю, вздыбили при падении густые сплетения веток, создав непроходимые заграждения.
За час борьбы я отвоевал не больше полкилометра пути. На лице и на руках ноют ссадины и царапины, тело связывает усталость, острым металлом покалывает в правое колено. Вековой мрак перепутал здесь страны света так, что ни по кронам, ни по сплошь замшелым стволам не определить, где юг, а где север.
Сажусь передохнуть на колодину. Кругом немая тишина. Только изредка шлепнет в мох свалившаяся шишка или глухо треснет падающая ветка… На вершинах деревьев ни птиц, ни белок, а на земле даже неприхотливые к условиям жизни муравьи не нашли себе приюта.
Вынимаю иголку и, как коромысло маленьких весов, подвешиваю серединой на тонкой нитке. Намагнитив ножом конец иглы, раскачиваю ее на нитке и жду, пока острие покажет север. Но за три раза игла показала три разных направления. В чем же дело?.. Магнитные вихри или негодный метод? Подвешиваю иглу на свисающей паутинке, раскачиваю и опять жду, не сводя глаз с острого кончика. Он четвертый раз показывает одно направление. Значит, там север!.. Но, увы!.. Выходит, что час борьбы прошел почти даром: я шел полукругом влево, опять к болоту.
Поднимаю отяжелевший рюкзак и продолжаю борьбу с тайгой, но теперь уже в нужном направлении. Через три часа среди елей стали попадаться сосны и лиственницы, под ногами — зеленый мох и кустики голубики, изредка — высокие муравейники. Лес заметно поредел, стал светлее и теплее, иногда приходилось жмурить глаза от косых лучей солнца.
Хотелось к ночи выйти на опушку или хотя бы на поляну, но лесу нет конца. После захода солнца, прогнав короткую зарю, на тайгу свалилась темная ночь. Почти на ощупь собираю сушняк и развожу костер рядом с гигантскими стволами. Со всех сторон запрыгали причудливые тени, в пламя полетели крупные мясистые бабочки кедрового шелкопряда. Еще живут?..
Руки и ноги отяжелели, неимоверно клонит ко сну. Но спать у костра в самой чаще опасно: зажжешь тайгу — сгоришь и сам. Снимаю слой мха подальше от деревьев и развожу костер на расчищенном месте. А когда накалилась земля — разгребаю и затаптываю угли, стелю тонкий слой подсохшего мха и, положив голову на рюкзак, укладываюсь спать на «истопленной печке».
Тайга отдыхает в темной прохладе ночи. Она тихо нашептывает свою чудесную осеннюю сказку, и я засыпаю под ее говорок без сновидений и кошмаров.
ПРОВАЛ
Величественна красота тайги, неисчерпаемо ее разнообразие. На каждом шагу неожиданно встречаешь что-то новое, и это новое одно другого чудеснее и краше.
Перед рассветом над моей постелью несколько раз пикировала и подымалась к вершинам деревьев серая пушистая летяга. С расправленными шерстистыми перепонками-крыльями она бесшумно проносилась над биваком, чтобы опять прильнуть к стволу с противоположной стороны. Последний раз на рассвете она прилипла к стволу лиственницы далеко от бивака и потом где-то скрылась.
Утром, в начале пути, из кустика выскочил темно-бурый пушистохвостый соболь и, взобравшись на ель, долго наблюдал за моими движениями, показывая острые ушки из- за густой зелени еловых лап. На редколесье из-под самых ног выбежал испугавшийся, уже по— зимнему белый заяц. Он заставил меня вздрогнуть от неожиданности и за три секунды скрылся в таежной молоди.
С каждым спуском и подъемом, с каждым поворотом перед глазами встают все новые и новые картины, одна другой краше.
Мысли и чувства в тайге как-то сливаются с окружающей природой, и ты не только видишь ее величие, а всем сердцем ощущаешь ее дыхание, и твоя жизнь и жизнь тайги, кажется, слились воедино. Под покровом величественных деревьев тайги человек испытывает чувство глубокого покоя. Тайга стоит спокойная и мирная, она вздыхает, отдыхает и твоя душа, а в голове рождаются новые чудесные мысли и направляют сердце к новым порывам. Тоскует и хмурится тайга — скучают и тоскуют ее гости.