- Верно, это был народ, привычный к военному делу, - признал он. Дрался я с ними как мог, но - куда там! Связали они меня, как телка, отняли мешок с пирогами, что мне стряпуха из Лидзбарка на прощанье сунула, докопались и до сумки моей с золотом и крестом драгоценным. А как увидели золото - осатанели просто, такая у них кутерьма пошла! Верно, верно, теперь припоминаю: они по-немецки между собой переругивались... "Ну, думаю, увидели золото, так теперь хоть кожушок на плечах оставят"... Так нет же - кожух и тот сняли!..
Тут даже Збигнев Суходольский зло рассмеялся.
- Не могу я, сидя в Кракове, сказать, кшижаки это были или наши, заметил он, - я не такой ясновидящий, как Стах или Генрих. Однако - наши или кшижаки - но кожух они с вас первым делом стащили бы... Золото и крест начальники у них все равно позабирают, а кожушок в зимнюю пору сгодится... Что же вы теперь думаете делать, пан Конопка, почему сразу не вернулись в Лидзбарк?
Боцман тяжело вздохнул.
- Не до меня теперь в Лидзбарке... Не до меня теперь отцу Миколаю, и, боюсь, не до Каспера ему... Только-только он, можно сказать, заживо похоронил родного брата, тяжко ему... Да и что может каноник сейчас сделать?.. Последнюю драгоценность свою он отдал... Другое у меня на уме, вот и подался я в Краков. Покажите мне, ребята, дом профессора Ланге, отца Митты. Он, слыхать, человек с деньгами... Уж я буду не я, если не вымолю у него денег на выкуп Каспера...
- Эге, вспомнила пани, как паненкой была! - присвистнул Генрих. Поехал наш профессор к кшижакам гороскоп составлять, да и не вернулся в Краков. В Крулевце ему, видно, лучше платят. И он заранее это дело задумал, иначе зачем ему было дочку с собой брать? Отец ректор рвет и мечет, а поделать ничего не может: и студенты и профессора вольны из университета в университет путешествовать...
- Нету, значит, профессора? - схватился руками за голову боцман. - И панны Митты нету? И не пишет она ничего в Краков? - У боцмана никак не укладывалось в голове, что девушка могла так легко и скоро забыть его Каспера. - Это отец, видно, не велит ей писать...
- Может, и так, - отозвался Генрих, - а может, подвернулся ей в Крулевце какой-нибудь купчик с деньгами да и из себя неплохой, вот и забыла она нашего ободранного студиозуса Каспера.
Кровь бросилась боцману в лицо.
- Ободранного? Сам ты ободранный! Конечно, здесь он, как и все, в студенческой рясе ходил... А вот вы бы на него в Риме посмотрели! Кардинал Мадзини одел его с головы до пят. Ну и хорош же был наш Каспер в дворянском платье! Все девушки и женщины на него на улицах оглядывались, - сказал боцман с вызовом.
- Это, наверно, из-за его рыжих волос, - пробормотал Сташек себе под нос.
Но пан Конопка его услышал.
- Из-за волос ли, не знаю, но племянница кардинала с ним по целым дням не расставалась... Так и ходили они вдвоем по улицам - рука в руке. (Для убедительности боцман решил немного прихвастнуть.) И синьорина глаз с Каспера не сводила... А как заехал я к ним на обратном пути да рассказал, какая беда с Каспером приключилась, бедняжка проплакала день и ночь, а потом вынесла мне все свое приданое. Говорит: "Раз Каспера нет, ни к чему оно мне!"
Збигнев, сдвинув брови, с удивлением посмотрел на боцмана, и тот почувствовал легкие угрызения совести. Историю с деньгами Беатриче он также изложил не совсем точно. Беатриче действительно горько плакала, узнав о беде, и действительно дала денег на выкуп Каспера, но сказала при этом, что они, посовещавшись с женихом, решили часть ее материнского наследства употребить на выкуп достойного польского юноши.
"Ну да ладно, - решил пан Конопка про себя, - маслом каши не испортишь!"
- Так как же вы решили, уважаемый пан боцман, - спросил Сташек Когут, что будет с Каспером? Ну, есть у вас пара талеров... Допустим, что мы со Збигневом еще немного соберем, но этого вам и на дорогу не хватит... И до Рима, до Мадзини своего, вы не доберетесь!
- А чего это ради Каспера к Мадзини посылали? - спросил вдруг Збигнев.
- А это уж не моего и не вашего ума дело! - отрезал боцман. - А до Рима и даже до Константинополя я доберусь, денег для этого не нужно. Меня на любое судно с руками и ногами возьмут!
Заметив, что студенты с недоверием сочувственно рассматривают его худое, изможденное лицо, пан Конопка поднял вдруг за ножку тяжелый дубовый стол.
- Видели? Это я с горя такой стал... с виду... А сила во мне еще есть! Мадзини даст мне денег, это уж точно... А в Венеции я к вдове нашего капитана, к синьоре Бианке, зайду, и она немного пожертвует - очень любила и жалела она нашего Каспера! Да я еще здесь к своей пани Якубовой в Сандомир заеду... Попричитает она, нет слов, но потом все продаст, чтобы Каспера выручить. Помнит она хорошо, как капитан Бернат меня из алжирского плена выкупал!
- Да что это с нашим тихим Каспером сталось? - покачал головою Збигнев. - Тут - Митта, в Риме - Беатриче какая-то, в Венеции - Бианка...