- Не греши, хлопец! - сказал боцман строго. - Каспер наш сейчас на галере кровавым потом обливается, не греши на него... Он и пальцем не пошевелил, чтобы расположить к себе этих синьор и синьорин... Таков и отец его был: всю жизнь любил свою женушку и никого больше; а по нем в каждом порту девицы да вдовушки сохли...
Прозвонили "Angelus"*.
______________ * Angelus (лат.) - молитва, призывающая к вечерне.
- Ну, мне пора, - сказал Збигнев Суходольский. - Надеюсь, пан Конопка, мы скоро увидимся... - И вышел так же стремительно, как и вошел.
- Смотри, богомольный какой! - заметил боцман с обидой. - Не каждый день Якуб Конопка с такими новостями приезжает, мог бы, думается, одну церковную службу пропустить.
- Да, не ждал пан Суходольский, что из его сына такой ретивый ксендз, а то и монах получится, - поддакнул Сташек. - Жалко хлопца!
- А ты что, разве не в попы пойдешь? Профессором красноречия или рыцарем каким думаешь заделаться? - спросил Генрих насмешливо.
- Я не сын шляхтича Суходольского, - ответил Сташек спокойно. - Да, я поеду ксендзовать в наше кашубское захолустье. Может, кого из хлопов научу, выведу в люди, и то хорошо!
- Только вы уж, пан Конопка, поберегитесь в пути! Не думайте, что, кроме кшижаков, и разбойников по дорогам нет, - заметил Генрих Адлер. - Не только в войске магистра, но и у короля нашего и у бискупа...
- Э-э, хлопцы, - перебил его боцман, наставительно грозя пальцем, - на короля и на бискупа вы не грешите!.. Посмотрели бы вы, что творится в Риме, так сказали бы, что наших просто живыми на небо надо брать!
- Вот-вот! - с заблестевшими глазами подхватил было Генрих.
Но боцман, не слушая его, гнул свое:
- Может, и король и бискуп иной раз делают не так, как надо, так кто же их осудит? На то они король и бискуп, самим господом над нами поставленные... Никто их не осудит и против них не пойдет... Нашелся бы такой отщепенец, так я его сам своими бы руками задушил!
Генрих невольно потрогал пальцами шею.
- Ладно, - заключил он, - не о короле и не о бискупе сейчас речь...
Долго толковали студенты с боцманом, обсуждая, как можно помочь Касперу, потом к ним присоединился Збигнев. Немного нашлось денег у его товарищей по академии.
- Больше там раздобыть вы и не надейтесь! - заявил он, высыпая на стол горсть серебряных и медных монет. - Представьте себе - такие бедняки, как Франек Цыбульский или Ясь-Сорока, последние гроши свои отдали... А отцы наставники помалкивают! - добавил он с горечью.
- Еще немного выручу я в Сандомире за свое добро, - сказал боцман, только теперь буду поумнее, деньги куда-нибудь подальше припрячу... А что, хлопцы, слыхали вы, как запорожцы с Украины выручают своих из беды? Уж на что храбрые воины, а не гнушаются по дорогам просить милостыню на выкуп товарища...
Так и порешили: ничем не будет брезговать пан Конопка - пожертвование так пожертвование, подаяние так подаяние, лишь бы поскорее добраться до какого-нибудь корабля, а там - до Италии и до Константинополя.
Была уже поздняя ночь, когда боцман покинул Краков.
Вот знакомая дорога - Казимиж, Клепаж, а вот и харчевня "Под кабаньей головой", где он останавливался с купцом Куглером.
Пан Конопка поднял глаза к черно-синему, искрящемуся звездами морозному небу.
- Пан Езус, матка бозка! Святой Каспер! - произнес он, складывая руки на молитву. - Спасите и помилуйте моего мальчика, не дайте погибнуть христианской душе!
Глава тринадцатая
ТУЧИ НАД ЛИДЗБАРКОМ
Перед отъездом в Италию студент Каспер Бернат передал канонику Копернику свой дневник, который он вел с 1509 года.
Одно время в Лидзбарке Каспер стал было уже подумывать над тем, не следует ли ему уничтожить свои записи. Жизнь его ведь не изобилует интересными событиями, а излагать в дневнике жалобы на разлуку с любимой девушкой - на это способны только зеленые юнцы! К слову сказать, молодой студент подсчитал, что имя "Митта" в дневнике его встречается двадцать два раза.
Однако беседа с каноником Гизе заставила молодого человека изменить свое решение, и его заветная синяя тетрадка была, таким образом, спасена.
"Каждый человек на протяжении своей жизни становится свидетелем событий, всю важность которых ему сразу не дано уразуметь, - сказал отец Тидеман. - Какое счастье для всех нас, что и в старину и в наше время у людей различных возрастов, разных народов и верований вошло в привычку вести дневники и без разбора записывать все, что происходит с ними за день. Пройдут года, все малозначительное из этих записей отсеется, и перед любознательными потомками наглядно предстанет эпоха и великие люди этой эпохи, рядом с которыми жил или о которых только слыхал автор дневника".
После этого разговора Каспер, записывая поначалу в синюю тетрадку свои рассуждения и пересказывая различные происшествия, больше всего заботился о том, чтобы поменьше его мыслей могло со временем отсеяться.