Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

- Одна мысль о возможности присутствовать на ученом споре таких прославленных космографов, как профессор Ланге и каноник Коперник, опьянила меня! - сказал он вызывающе. - И мне именно, а никому другому пришла в голову такая мысль. И я же высказал пожелание, чтобы в нашу академию был приглашен астроном Коперник. И о бедных деревенских ксендзах говорил я же, но это, да простят мне святые отцы, было сказано в шутку... А что касается отцов доминиканцев и отцов инквизиторов, то ничего порочащего о их сказано не было. Педелю Кристофору явно изменила память! И относительно церковной десятины...

Декан отец Фаустин был рад, что в эту минуту ректор привстал, с грохотом уронив кресло. Неизвестно, до чего мог договориться молодой студент со зла или от отчаяния. Если верить этому безумному, то он один и разговаривал вчера за столом!

- Вот вам и плоды вашего всепрощения, отец Фаустин! - произнес ректор холодно. - Не шляхетскую гордость должны мы воспитывать в наших питомцах, не любомудрие и не пагубную страсть к оспариванию завещанных нам святым писанием истин. Студенты Когут и Адлер, говорите вы, - простые деревенские парни? А ведь именно такие простачки, как Когут, Адлер да еще Ян Склембинский, и нужны нам сейчас! Стремление к пагубным еретическим философствованиям все больше и больше охватывает ученый мир... Вот вам и результаты!.. Так чем же мы покараем студента Каспера Берната, отцы референдарии?

- Принимая во внимание его чистосердечное раскаяние . - начал было отец декан, но его слабый голос потонул в потоке негодующих возгласов: "Изгнать недостойного!", "Лишить его святого причастия!", "Изгнать из Кракова!", "Предать суду святой инквизиции!"

И чем ближе сидели отцы референдарии к отцу инквизитору Джироламо Бенвини, тем усерднее и громче они кричали.

Каспер слушал, как стучит его сердце. Шум голосов сливался в какой-то странный рев, напоминающий рев бури.

"Инквизиция! Боже мой, мама, как ты перенесешь эту весть!"

Ректор давно ему что-то говорил, но Каспер не слышал ни слова.

- Студент Бернат! - грозно повысил голос ректор. - Ты лишил себя права на снисхождение. А посему я, облеченный властью, данной мне отцами референдариями, изгоняю тебя из Краковского университета! Ступай и не возвращайся больше в нашу семью! И да смилуется над тобой господь бог и святая дева!

Все это ректор произнес по-латыни. В заключение он сказал только одно польское слово: "Вон!" - и указал на дверь.

Каспер не помнил, как он очутился на улице. Морозный воздух и ветер несколько освежили и успокоили его.

- Вышвырнули, как собаку! - произнес он вслух и, зачерпнув горсть снега, потер им лоб.

"Пойти разве к Ланге? Надо думать, он поможет... Или хоть совет какой-нибудь даст".

В переулке у Рыночной площади было черно от народа. Снег был затоптан и порыжел. Каспер поднял голову. На высоком шесте над Сукенницами ветер трепал петушиное перо на шапке.

- Шапка на шесте - значит, базарный день! - пробормотал Каспер с досадой. - Эх, неудача! Так и знай, что встретишь знакомых... Не дело студенту в такие часы шататься по городу - сейчас же пойдут расспросы: да что случилось, да почему не в университете?

Свернув с площади в узенький, почти занесенный снегом переулок, Каспер поднялся затем на Королевский мост, потом спустился к Клепажу - ближайшему краковскому предместью.

Однако и здесь он опасался встретиться со знакомыми и жался к оградам загородных фольварков, недавно выстроенных устремившейся в столицу шляхтой. Вот сюда же мечтала переехать ради устройства дочки и пани Суходольская, мать Збышка. Как же, девочка подрастает, а в деревне женихов не ахти как много! Однако пану Вацлаву удалось переубедить жену. "Если и переезжать, то не в Краков, а в Гданьск: в Кракове уж больно распущенный и избалованный народ. Найдется и в Гданьске для девочки жених".

Несмотря на мрачное настроение, юноша не мог не улыбнуться, вспомнив ясные глазенки маленькой Вандзи. "Вот так невеста!"

Опомнился он, только миновав городские ворота. В низине перед ним белели занесенные снегом крыши домов, между ними чернел шпиль колокольни.

А слева к берегу тускло синевшей Вислы в беспорядке сбегали домишки огородников, рыбаков, бочаров, кузнецов и кожевенников - многочисленного небогатого трудового люда предместья.

"Эге, Стародом уже! Эдак я, пожалуй, берегом Вислы до Сандомира доберусь", - подумал Каспер и повернул обратно.

Разглядев над придорожной харчевней на раскачиваемой ветром вывеске кабанью голову, бедный изгнанник вдруг почувствовал, до чего же он голоден. Сунув руку в карман, Каспер нащупал холодные монетки и свернул уже было к трактиру, как вдруг испуганно отшатнулся.

"Вуек! Этого еще не хватало! Да не один!"

Постояв за углом, Каспер дождался, пока боцман и высокий человек в богатом плаще, выйдя во двор, свернули к конюшне. До студента долетели обрывки разговора, но он прислушиваться не стал. Убедившись, что пан Конопка не может его увидеть, Каспер, подгоняемый дувшим ему в спину ветром, зашагал по дороге.