Приключения, которые мы не выбираем

— Мда-а, действительно, — задумался Васильев, подал рисунки, — а вот этой дамы, часом, не видели среди них?

Карп Игнатьевич кивнул головой.

— Я ее сразу приметил. Приятная дама, шарм имеет при себе. Да, и дочки у нее весьма недурны. Чистые красавицы будут.

— Почему так решили, что юницы ее дочки. Ведь с виду молода. Скорей — старшая сестра?

— Так они ее сами так и звали — мама. Слышал краем уха. Да и весь экипаж шхуны выделялся ото всех. На вид, одеты, как обычно. А вот, что — то другое в них просматривается, совершенно другое. По иному общаются между собой, жесты другие. Даже, взгляд отличается. Одним словом — полная необычность.

— Вы полагаете, иностранцы обученные говорить на русском языке?

— Ну, что вы. Вам жандармам сразу вражьи козни мерещатся. Они никакие не шпионы. Я их даже к зловредным элементам не могу отнести. Они ведь, когда сошли с трапа, чуть ли землю не целовали со слезами на глазах. Будто вечность дома не были. Я подобное видел в свое время не раз. Сам подобные эмоции испытывал. Я ведь до полиции на флоте служил. На клиперах еще хаживал от Балтики до Дальнего Востока. Да — с, было время! Сейчас господина Станюковича читаю, аж сердце заходится! В пору, бросать всю службу, и опять на палубу клипера! Когда он в полном ходу идет, такелаж и мачта сами собой поют! Мы часами эту музыку слушали! Вот, где я вас скажу, красота необыкновенная и полная романтика! Эх, не понять вам, сухопутным личностям нашу морскую душу — не понять! Вы мне уж поверьте, батенька, я настоящую эмоцию от фальшивой, враз отличу. Такое и самый искусный артист не изобразит. Это от полной души идет, без всякого подмеса! Одним словом, наши они. Может, долго за границей проживали. Еще я обратил внимание на одну деталь. Перегруз на обоих шхунах огромнейший был. Как только не потопли по дороге! Будто трюмы у них забиты бутом. Аж, верхняя марка скрывалась под водой, чуть ли не аршин.

— Марка?

— Ну, это метка такая на ватерлинии. Выше которой нельзя судно перегружать. Опасно очень. А у них ее даже не было видно. Удивляюсь, как они без приключений дошли? Небось, на волну с трудом всходили. А вот в таможенной хартии они указали, что оба судна дорогой старинной посудой гружены. Только посудите сами, разве может от одной посуды так судно просесть? Во — о, и, я говорю — не может! Вы бы видели у них шхуну. Красавица! По корпусу, будто клипер чистый. Думаю, она при полных парусах современный грузовой пароход в два счета обштопает. По корпусу ни одной заклепки не видно, хоть из стали выделана. Даже глаже и ладнее. Полагаю, на что наш «Разбойник» добрый ходок был, но и тот «Веронике» уступит. Помню однажды шли на Дальний Восток. А тут испанцы. Мы с ними гонки и учудили. Поймали ветер и пошли. Они лиселя поставили, мы тоже. Они чуть ли не бортом в воду ушли — мы также под углом. Ходить по палубе невозможно. Ноздря в ноздрю шли. Рангоут от ветра, аж, звенел от ветра! Добрый у испанцев клипер был. Но и наш «Разбойник» им не уступал. Мы потом с испанскими моряками в портовой таверне нашу гонку отпраздновали. Ох, и гульнули же тогда! Познакомился с ихним боцманом. Крепок мужик! Я кружку вина, он вслед за мной. Так и не уступали друг дружке. Потом песни стали петь. До утра мы с ним беседовали. Что, удивительно, понимали друг друга без толмача. Я ему свой ножик подарил, а он мне в ответ. Добрый ножик из толедской стали, гвоздь, будто щепку режет. Эх, где сейчас тот боцман? Испанцам сейчас туговато приходится. Война — дело вредное и кровавое. О чем это я? О «Веронике» хотел сказать.

Они потом в ящиках посуду выгружали. Таможенники проверили — точно, старинная посуда цены немалой. Вот только, где такая красота столько лет храниться могла? Вопросов уйма. Ответов нету.

— А что же вы их для проверки не задержали?

— Они закон ни разу не нарушили. Ни мы, ни жандармы, ни таможенная служба не имеет прав на обыск. Иначе, все это форменное беззаконие будет. Они две недели у нас в порту стояли. Потом уходили куда — то несколько раз. Сейчас только одна малая шхуна осталась «ДашОля». Уходила, правда, несколько раз. Сейчас опять пришла. Третий день стоят у дальнего пирса. Двое господ так и живут на этой шхуне. Второго дня опять они посудные ящики выгружали сразу в вагон. В той стороне, большей частью, все местные парусники квартируются. Сейчас многие господа моду взяли, личные яхты завели. Я это дело одобряю. Сам порой с Янисом ради развлечения выхожу, душу отвести. А, то, совсем береговой крысой стал. Да — с! В старые годы никто ловчее меня по вантам не лазил. На, что Янис, как мартышок по реям скакал, и то меня обойти не мог.

— Карп Игнатьевич, у вас часом, описания подробного нет личностей с этой шхуны?