— и даже когда этого неизменно резвого персонажа с громадной трудностью вынуждают шагать на 3 ногах, К слышит прямо сзади меня товарища неголос, трубящий товарищу некоему немиру: Капитализм хромает! понимаешь? вот и хорошо!
Суперфинал (аналог гонки на колесницах «Ринглинг»[286]) равняется 1 тройке; на особо растерзанных собаках и в которой Дуров ковыляя объезжает арену; слабо разжижающаяся обратноперетекающе багряность пока болезненно сквозь шатающиеся усики на может быть тебя или возможно меня ухмыляется; и неоспоримо товарищ Смерть
<…>
Пн, 25 мая
…на Площади Разочарования[287], бестоварищ Amerikanitz peesahtel изучает внимательно священную схему (подарок заботливого бестоварища профессора ученого). И тут заботливо первый пробивается в хилейший травмай нашей земли. И тут заботливо (согласно указаниям последнего) непробивается к 1 золотокупольному собору[288]. Шагает слишком далеко. Останавливаясь, спрашивает заботливую дорогу у nyezneyeyoo’щего безмальчика; у молчаливо высокого призрака, который показывает
…оазис
enfin![289]
1-й: вестибюль[290] (содержащий кучу золотообрезной bourgeoise merde[291] да несколько ранних Сезаннов). Далее зальчик; вместе сваленные определенности и неопределенности… дальше пропагандистские трубы; тяжеловесные (с претензией на пролетарское) невидения бесформенных «рабочих» — и пусть Маркс поможет цели труда, если они когда-то воплотятся в жизнь
4-й:
невероятно — Пикассо![292]
1 целый зал. 1 полый куб; зиждется только на (по всем его стенам) прекрасных, запредельно чудесных, убийствах реальности. Смертельные строгие нагоняи (глубокие очень плавные) налеты текуче пенятся и (крутые громадные) абсолютные завитки, это Сознание — совершенно живой (целиком которые неподражаемо возбуждают и тут безмятежные скорости; вот какие яростные спокойствия, Формы) Дух
…я чувствую — «вдруг» = слово — почему бестоварищ Кем-мин-кз совершил паломничество в советскую социалистическую Россию
5-й, неимоверно Матисс![293]
— над этим проходом 5 постепенно искривленных здесей[294] (тусклых на тускло-зеленом наискосок дерзко том; или на фоне грубого голубого небесно-тусклейшего этого; или ивато посреди обоих никакого) транжирят; напротив, наскоро трансформированные, как будто не из мира, существа лимфатически паузотекущие (какие никогдатанцоры всегдатанцуют!) катятся, изнеможенно точны в ритме вечно самоизобретая свои части. И с потолка на пол: с пола на потолок, Цвет (цветуще пришвартованный с оттенком живым Формой; качаясь — резкая оркестровка зрелой зрительной Пустоты — странствующая мелодично для гармонического возвращения визуальной Жизненности) дергоупирается в его в такой в якорный какой безжалостно Контур. Жалостливо, сверху вниз, издали вблизь, невообразимо упоительные мореплавания Тишины
Я («чувствую» = слово) вдруг, почему советская социалистическая Россия совершила паломничество в Есть мое молчаливо не большое с малостью всего человечества (и как это делает разум: молчаливо) я малое с величиной движений каждой вселенной.
…Aussi il-y a des excellents Van Goghs[295], особенно бильярд-стол[296]. Также абсолютно роскошный и там, где потеют от тропиков, Гогеновский домик. Еще старик Ренуар. Парни и Дерен и Вламинк и прочие. Плюс 4 Майоля; ни одного Лашеза[297] (но зато никуда не годный Роден)… Дотрагиваюсь (на счастье) слегка до 1 идола, вещи от друга товарища Нечто[298]: bonjour[299],
и
наружу
(вот
…на просто) человеческую (не… какую?…) улицу? (она разве и эти люди разве думают что существуют или что она существует?)
neechehvoh, tovarich!
<…>
и из трактира славной мертвой новогодней елки вырастает молодой (кого сопровождает крайне крошечный оркестр) скрипач пока безвоздух и тут крохотно дрожит форзициеподобными цыганомелодиями
…наполовину пока я вспоминаю самую спину самого г-на Московитца[300], не изображение, сидящего перед своими цимбалами, а не клавесином — раз (плавно целиком посредством peevoh и Ассириянина) вертывается парадокс пародоксов; пока не и
«наша маленькая вселенная направляется туда».
«К социализму?»
«Да; но я думаю, он придет в Америку в виде ряда более-менее постепенных изменений».
«Это бы понравилось Эзре, сыну Гомера[301]. Или любому человеку с корнями. Но это бы не понравилось всем сорванным с корней и беспочвенным нелюдям и “радикалам”»
«революцию», сказал Ассириянин, «нельзя заказать как блюдо из бобов. Кое-кто очень точно отметил», мягко, «надо сначала чтобы было много бедных людей» (революция?
Мы, чей характер имеет Есть, только для кого наши смерти суть рождения — по-варварски создатели под покорным временем (и путешественники за пределы покоряемого пространства) которые не заключенные и не заключающие, у кого нет недостатка в чуде — возможно, мы замышляем сновидения и невозможно свободу: открывая и агонию первой радости у разума — неумолимые мы, страшно навек-жалеющие гениталии духа