Читаем Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов полностью

продолжай не быть, арифметика нежелания! сгинь, соизмерь со своим несуществованием наши существования! Неиграйте, крайне О тривиальнейшие марионетки, неиграйте — столь торжественно — эту безыгровую игру, чье несведущее начало четко предопределяет свой сведущий конец, или которая может просто быть по отношению к жизни, как уравнение по отношению к улыбке… продолжай не быть, умри, неиграй: как ты всюду и везде сгинешь! Не здесь и не там, не тогда и не тут сгинут; не «религия» и не «наука» сгинут, но что несны будут отрицать, чувство достигнет конца своего начала (всегда они узнают повсюду знание, которое есть смерть)… все что знает, должно умереть.

и жить — любители Быть! глаза мира, расслабьтесь; откройтесь и ощутите, отдайтесь только дарящим стенам этого единственного дома — только чьи потолки и чьи полы обрамляют полную совершенную судьбу несовершенства Я: судьбу непереводимую, судьбу, из которой все увещевания составляют нелепные пародии — дышите в этом доме, создатели Есть, не надежда и не отчаяние, а безвременное глубинное непространство, единственное стихотворение, которое образует бессознательное: неизмеримо этот дом только и будет жить! Только эти стены не увянут; только не утонут с землетрясением, с волной. «Революции» повсюду должны сгинуть, а не эти стены: только эти стены и есть Революция)

Пт, 29 мая

<…>

Я

— еду

, уезжаю

уезжаю из

я уезжаю из

уезжаю из не-

мира[302]

<…>

Сб, 30 мая

<…>

лицолицолицолицо[303]

       рука-

              плавник-

                     клешня

нога-

       копыто

(tovarich)

       ‘и к числу бесчисленности (не

— улыбаясь)

с грязи грязью грязные грязнее с других грязью с грязью самих себя грязнейшие ждутстоят грязно без улыбок шаркаютшевелят грязные стопостанавливаются

Безулыбчиво.

              Кто-то из ниоткуда (лица ничейные) другие из откуда-то (нечтоформенные руки) эти знали незнание (громаднейшие ноги и верящие) те были бездружные (согбенные в своих смертокожах) все —

бесчисленно

— другдруговато

лицолицолицолицо

лицолицолицо

лицолицо

Лицо

       : все (из кого-которых движутся-не-движутся бесчисленно) Туда

к

Гробнице

       Склепу

              Усыпальнице

Могиле.[304]

Той самой могиле.

К той самой (могиле.

Все туда, к могиле) его самого ее самой (все к могиле

самих себя) все к могиле Себя.

Движутся (с грязи грязью грязной) недвигаясь движутся не (которые из ниоткуда) двигаясь движутся недвигаясь (другдруговато)

: лицо

Наше-не-их

лицолицо;

Наше-не-ее

, лицолицолицо

Наше-не-его

                     — туда, к

Владимиру нашей жизни! Ульянову нашей милости!

Ленину нашей надежде!

все —

(рука-

       плавник-

              клешня

нога-

       копыто

tovarich)

              ‘и к числу бесчисленности; не

-улыбаясь

все туда, к Не- движутнедвижутся, все к Нашему остановкастоп; все ко Всем шевелятшаркают: все к Туда стоятждут. Нетовато.

Темные человеческие Все искривленные (к Не-) туда и — лицолицолицолицо — мимо Тысячи и одной ночи и исчезая… бесчисленность; или существует ли может какое невидимое, конечное, лицо; движутнедвижно которое после нескольких веков вечных станет (цыц!) считать Ленина своим создателем?

«pahzhahloostah» — голос? принадлежит товарищу К. Сказал стражнику-вышибале. Около шаркаяшевелящегося конца безначальностей, перед Гробницей Гробниц, стоя-нестоя.

(Голос? продолжает) Я, американский корреспондент…

(стражник-вышибала усталый: на всего и надо всем малейшим мной глядя все на 1 страшный момент — приветствует! И очень мягко подталкивает) пусть с небес пойдет снег из дельфинов — ничто не запутает нас теперь! (к безулыбчиво входящему началу бесконечности:

— между этими 2-мя истощенными нечтами: некто бородатый, и некто просто

небритый) теперь которые безэмоционально перемещаются. Покорно и тут мы образуем онемевший сэндвич из меня. И тут который, движется

3 товарища движутся; товарищ передо мной (товарищ я) товарищ за мной… не-… и движутся…. и не-…. и постоянно (за товарищем за мной) онемелая бес-чис-лен-ность

(по обе стороны от Врат: оцепенелость. Вооруженный солдат внимает)

— зловоние; теплые поры-кишки, миллионное людо-не-животное гниение. Приливает из темноты. И тут удушливо обволакавает 3-х (недвижнодвигаясь мимо этой внимающей парочки друг (и чьи веки движутнедвижутся) друга лицом к оцепенелостям) товарищей

ибо когда человек обитает, для звезд и лун, свободно в себе (дыша всегда воздухом вокруг; проживая глубоко цвета темноты и предельно наслаждаясь звуком великого солнца; вкушая медленно-медленно горделивую тишину гор; тронутый тем и трогающий то, что никогда не постигнется, чудо; общаясь с деревьями бесстрашно и огнем и дождем и всеми существами и каждой сильной верной вещью) ибо когда человек приходит туда где трепещет отчаяние и тогда когда светится ярким светом разложение — во всю боязливость приходит, вне всемогущества — ибо когда он въезжает в город (и торжественно его душа спускается: каждое желание прикрывает свою красоту завтрашним днем) и тут я спустился и тут я обрядился; и тут (туда, к обожествлению смерти двигаясь) я не двигался

бородатого шляпа съезжает. Моя. Безбородого

…и тут, Камень; шлифованная (Тут) мрачность….

— левой:

              Вниз

(старый череп плывет (старый призрак шаркает) прямо-передо-мной-в-зловонии-и-мерцании и

Перейти на страницу:

Все книги серии Avant-garde

Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов
Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

В книге собраны тексты, связанные с малоизвестным в России эпизодом из истории контактов западной авангардной литературы с советским литературно-политическим процессом. Публикуются избранные главы из романа «Эйми, или Я Есмь» — экспериментального текста-травелога о Советской России, опубликованного в 1933 году крупнейшим поэтом американского авангарда Э. Э. Каммингсом (1894–1962).Из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. На страницах книги появляются Л. Арагон и Э. Триоле, Вс. Мейерхольд и 3. Райх, Л. Брик и В. Маяковский, Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Эренбург и Б. Пастернак, Дж. Джойс и Э. Паунд. Впервые русский читатель узнает о замалчиваемом долгие десятилетия образце испепеляющей сатиры на советское общество, автором которой был радикальный американский поэт-авангардист. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Книгу сопровождают 100 иллюстраций, позволяющих точнее передать атмосферу увиденного Каммингсом в советской Марксландии.

Коллектив авторов

Историческая проза

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза