Читаем Приключения Оги Марча полностью

– Ты так спешишь разом оставить позади все тревоги, так хочешь ясности и определенности, что можешь совершить ошибку.

Уже светало, а мы спускались по головоломно крутой лестнице под стеклянно-стальным сводом восточного вестибюля станции при мертвенном, как пожухший букет, приглушенном свете дежурной лампочки. В синих ее лучах мы нежно целовались, пока не начал накрапывать дождь и тапочки Стеллы не набухли влагой.

– Иди домой, дорогая, – сказал я.

– Ты будешь мне звонить? При первой же возможности?

– Ты меня любишь?

– Конечно, люблю.

Всякий раз, когда она это говорила, сердце мое наполнялось счастьем и благодарностью, а по спине ползли мурашки. Как будто плывешь в теплом море и чувствуешь чье-то невидимое присутствие, тихое, как немой орган, как едва слышное копошение проснувшейся птицы в траве на берегу.

Потом я спустился в туннель и сел в поезд. Мне предстояла пятидневная разлука, во время которой надо было не отстать в занятиях и поладить со старшиной, чтобы не лишиться следующей увольнительной. Каждый вечер я шел по набережной к телефонам-автоматам, чтобы позвонить ей, но телефон ее часто не отвечал – ведь у нее была масса дел. Меня преследовал страх, что она провела со мной уик-энд исключительно из дружеских чувств или пытаясь напомнить ту ночь в горах, дать мне получше ее осознать и прочувствовать. Это было бы ужасно – ведь чем дальше, тем больше я ощущал, что любовь моя возрастает до размеров труднопереносимых, будто в мою кровь, в мои вены и артерии проникло некое вредоносное вещество и ломает кости, как при гриппе.

Всю неделю я слушал рев и перекличку грузовых судов на море, глядел на окутанный серым или сиреневым туманом Кони-Айленд, чтобы после ужина ждать ее ответа в телефонной будке, пытаясь сосредоточиться на мысли о занятиях. Возвращался я поздно, чем ставил себя под удар. Лишение увольнительной было бы крахом, поскольку Стелла теперь являлась для меня самым главным на свете.

В субботу я был как в лихорадке и еле дождался окончания обычных парадных церемоний. Господи, что со мной делалось! Проносясь над Бруклином по мосту, вознесенному на гигантских опорах, и дальше, над бурливыми водами залива, рядом со стремительными чайками, над военными судами в доках, разверстыми, как гигантские разобранные радиоприемники, над маяками бухты и – опять под землю, в туннель, я чувствовал, что вот-вот не выдержу – лопну или потеряю сознание.

Но бояться, оказывается, было нечего – Стелла ждала меня. Она проболела всю неделю, мучаясь разлукой и сомнениями, люблю ли я ее. В постели она плакала и ласкалась, прижавшись ко мне грудью. Она сказала, что, увидев меня тогда, на соборной площади, сразу же влюбилась. Она не особенно нуждалась в деньгах, которые попросила в Куэрнаваке, но это был способ не терять со мной связь. Ну а Оливер…

– Что мне за дело до Оливера? Какое он имеет ко мне отношение? Я хочу жениться на тебе.

Зная особенности моего характера, Клем советовал не спешить с женитьбой и обязательно выдержать полугодовой период помолвки. Но совет этот хорош для людей приценивающихся и выгадывающих, а не для тех, кто всю жизнь стремился лишь к одной-единственной.

– Конечно, – сказала Стелла, – я выйду за тебя, если ты меня любишь.

Я от всей души заверил ее в своих чувствах.

– Если чувства твои не охладит обед, – улыбнулась Стелла, – то после него опять попроси моей руки.

Еду она принесла мне в постель, в кровать, которую приобрела на аукционе, огромную, пышную, расписанную розами и венками. Кровать прикатила из Баварии. Стелла была сама предусмотрительность, не позволяла мне даже сделать бутерброд. Я возлежал, как римский патриций, время от времени бросая зверям объедки и ветчинные шкурки.

Она считала своим долгом рассказать мне о себе все без утайки.

– Я покупаю билеты ирландской лотереи, – сообщила она.

Я не усмотрел в этом ничего предосудительного.

– А кроме того, я мистик, последовательница Гурджиева.

Эта тема была мне в новинку. Стелла показала фотографию своего гуру – бритая голова, внимательный взгляд глубоко посаженных глаз, усы, как у боксера начала века. Что ж, вид вполне мирный.

А еще? Она тратит слишком много денег на наряды. В этом я мог убедиться – ее шкафы ломились от одежды. Но меня это не смущало, поскольку она с воодушевлением отнеслась к моему проекту насчет приюта для детей и школы и собиралась в нем участвовать. Так какое же значение могут иметь ее расточительность и гардероб? К тому же я гордился элегантностью Стеллы.

– И у меня есть долги, – добавила она.

– Не беспокойся, дорогая. Долги мы вернем. C’est la moindre des choses[207], как говорят по другую сторону Атлантики.

Сидя в мягкой постели на роскошной кровати, любимый и обласканный, я чувствовал себя королем, способным единым словом устранять любые проблемы.

Мы решили пожениться, как только я окончу свои курсы в Шипсхеде.

Глава 24

Перейти на страницу:

Все книги серии Нобелевская премия

Большая грудь, широкий зад
Большая грудь, широкий зад

«Большая грудь, широкий зад», главное произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955), лауреата Нобелевской премии 2012 года, являет СЃРѕР±РѕР№ грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего этот роман — яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.Творчество выдающегося китайского писателя современности Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) получило признание во всём мире, и в 2012 году он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.Это несомненно один из самых креативных и наиболее плодовитых китайских писателей, секрет успеха которого в претворении РіСЂСѓР±ого и земного в нечто утончённое, позволяющее испытать истинный восторг по прочтении его произведений.Мо Янь настолько китайский писатель, настолько воплощает в своём творчестве традиции классического китайского романа и при этом настолько умело, талантливо и органично сочетает это с современными тенденциями РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературы, что в результате мир получил уникального романиста — уникального и в том, что касается выбора тем, и в манере претворения авторского замысла. Мо Янь мастерски владеет различными формами повествования, наполняя РёС… оригинальной образностью и вплетая в РЅРёС… пласты мифологичности, сказовости, китайского фольклора, мистики с добавлением гротеска.«Большая грудь, широкий зад» являет СЃРѕР±РѕР№ грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего это яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза